в уездные города, в отдаленные провинции, в Москву. Бежали не столько от настигающего Пугачева, сколько от собственных крестьян.
Восстали, вооружившись кольями, дубинами, топорами, крестьяне Тамбовского, Воронежского, Пензенского, Саратовского, Нижегородского районов. Подымались вотчина за вотчиной, деревня за деревней. Подымались помещичьи и государственные крестьяне, дворовые люди и однодворцы, русские, татары, чуваши, мордовцы, мотяки. Местами подымались самостоятельно, иногда по инициативе какого-нибудь пугачевского отряда. Расправившись с помещиками, приказчиками, управителями, уходили к Пугачеву или посылали к нему делегатов. Уходили далеко не все. Чаще крестьяне оставались дома и после расправы со своим помещиком и раздела имущества считали задачу выполненной.
Восставали отдельные деревни, без связи друг с другом, без связи с Пугачевым. Только иногда какое-нибудь село превращалось в центр восстания для нескольких деревень. Лишь иногда, снабдив выбранного крестьянина деньгами, посылали его к «императору». Туда же, по требованию пугачевцев, посылали понятых и подводчиков.
В Пугачеве крестьяне видели законную власть. Поэтому они не всегда расправлялись с помещиками и управителями на месте, иногда скованными отправляли их на суд «Петра III», либо арестовывали и не выпускали до приезда какой-нибудь пугачевской «партии».
Ненависть повстанцев распространялась иногда и на деревенских богатеев из крестьян. В деревне Ключи (Пензенского уезда) и в других местах начальник пришедшего пугачевского отряда, сидя на лошади, спрашивал у крестьян: «Нет ли у вас каштанов, мироедов и других каких съедуг, коих тотчас велю под застрехом повесить» {177}.
Случалось, хотя и редко, что крестьяне миловали не слишком безжалостных помещиков, но чаще ненависть к мучителям превозмогала жалость. Убивали без долгих проволочек, но нередко судьбу дворянина решал сход. Приказчика Марецкого, управлявшего вотчиной в Саранском уезде, заковали и собрались везти в Саранск, к Пугачеву.
Приказчик взмолился к сходу:
— Помилуйте! За что меня безвинно сковали? В чем я пред вами виноват?
— Как же ты не виноват, что ты на господской работе крестьян всех помучил?.. Самолично мирских наших сенных покосов по два года отдавал помещице Авдотье Шедринской и за каждый год брал по 60 рублей… нет тебе прощения».
Повезли приказчика в Саранск, куда со всей округи свозили дворян на суд. Встречные казаки убили его по дороге. А в вотчине начался раздел денег, полученных приказчиком за крестьянские покосы. Это был обоснованный раздел. «Панка Кожинок взял шесть рублев за свои побои, когда был пойман с казенной соломою, четырьмя возами, за что и сечен… Яковым Пряхиным взято 10 руб. за побои в бытности в старостах в 772 году» и т. д {178}.
В Пугачеве видели не только судью, к нему обращались порой за распоряжениями о помещичьем имуществе, его просили уладить возникавшие между крестьянами недоразумения, у него ходатайствовали о разрешении взять господский хлеб на пропитание и обсеменение. «Пугачев с его сообщниками нам, черни, был ни злодей, а приятель и наш заступник» {179}, — таково было мнение народа.
Но связи Пугачева с восставшим крестьянством в последний период борьбы очень ослабели. Можно даже думать, что сам Пугачев и не искал укрепления этих связей. Он как будто стремился к одному — уйти возможно дальше и возможно скорее на юг. Пугачев двигается исключительно быстро. Не встречая сопротивления, далеко опережая правительственные отряды, он делал по восемьдесят верст в сутки.
Двадцатого июля 1774 года Пугачев, встреченный хлебом-солью, вошел в Курмыш. Он роздал бесплатно соль русским и чувашским крестьянам, повесил нескольких офицеров, захватил оружие и записал к себе в казаки несколько десятков горожан.
Двадцать третьего июля Пугачев подошел к Алатырю. Власти бежали. Население встретило его с колокольным звоном, с хлебом-солью. Под Алатырем пугачевцы простояли два дня — это была первая после Казани остановка. Пугачев освободил колодников, предупредил пьянство казаков, выпустив вино на землю, распорядился о прекращении грабежей, роздал казакам и жителям по три фунта соли, мобилизовал годных на военную службу горожан и, приказав местным серебреникам приделать ушки к рублевикам Петра I, наградил ими своих приближенных. Крестьяне приводили к Пугачеву под Алатырь помещиков; двенадцать дворян он приказал повесить. Приходили крестьяне проситься к нему на службу: конных он оставлял, пеших отпускал.
В уезде тоже оперировали, без связи с центром, восставшие крестьяне. В селе Большое Талызино стоял «полковник», донской казак Александр Егоров. Окрестные деревни посылали к нему выделенных на сходах людей. Из Талызина выезжали группы повстанцев, нападали на помещичьи усадьбы. «Не могу вашему сиятельству довольно изъяснить, сколь великое зло вкоренилось в сердцах здешнего народа, — писал Михельсон новому главнокомандующему графу П. Панину, — все сделанные варварствы в здешних местах дворянству и прочим честным людям учинены единственно помощью крестьян, которые, стараясь всячески, скрывающих своих в лесах господ и прикащиков ловили и отвозили к Пугачеву, а другие и сами вешали» {180}. Михельсон с сокрушением констатировал: «Нет почти той деревни, в которой бы обыватели не бунтовали и крестьяне не старались бы сыскивать своих господ или других помещиков или прикащиков к лишению их бесчеловечным образом жизни» {181}.
Двадцать седьмого июля Пугачев вступил в Саранск. Воевода, помещики, приказные служители, купцы и дворяне бежали. Пугачев действовал здесь так же, как и повсюду: выпустил колодников, повесил приведенных крестьянами помещиков, захватил несколько пушек, порох, ядра, деньги, набрал людей в свою армию, назначил нового, верного повстанцам воеводу и двинулся к Пензе.
Первого августа Пугачев вошел в Пензу, где тоже не встретил никакого сопротивления. Запуганное купечество даже устроило ему торжественную встречу. На обеде в честь Пугачева купцы разносили кушанья ему и его свите. «Император» обещал освободить население от рекрутчины и подушной подати, разрешить свободную торговлю солью. Забрав большое количество оружия, раздав народу захваченные в городе деньги и назначив новых городских властителей, Пугачев выступил из Пензы, пополнив свое войско мобилизацией людей из всех городских сословий.
Отдельные группы пугачевцев ездили по округе, нападали на помещичьи усадьбы, призывали на борьбу с дворянами.
Весь Пензенский уезд восстал. Деревни опустели. Невзирая на страдную пору, все боеспособные крестьяне ушли к Пугачеву, вооружившись чем попало. Уцелевшие от народной расправы дворяне бежали.
Выделялись крестьянские вожди, собиравшие вокруг себя значительные отряды, действовавшие от имени «Петра Федоровича». Крепостной человек княгини Голицыной Иван Иванов собрал трехтысячный отряд из крестьян и дворовых людей, русских и татар, и громил помещиков Пензенского уезда. Иванов ездил по радостно встречавшим его деревням, раздавал крестьянам помещичий хлеб, обещал волю и жестоко расправлялся с теми помещиками и приказчиками, на которых поступали жалобы от крестьян.
Без всякой связи с Пугачевым, но очень энергично, действовал другой крестьянский предводитель, беглый дворовый Петр Евстифеев. Став во
