имущества. Дочерей Н.Ф. Лопухиной — Настасью, Анну и Прасковью сослали в отдаленные деревни. Посланника Ботта в результате переговоров с императрицей Австрии Марией Терезией в конце концов освободили из заключения и простили. Степан Лопухин умер во время следствия. Графиня Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина умерла в Якутске в 1751 г. Н.Ф. Лопухина вернулась из ссылки в Москву в 1762 г. и через год скончалась.
Нужно также отдать справедливость Елизавете, она не оставила сына А.Г. Бестужевой от первого брака — Сергея Павловича. Суд над матерью едва закончился и 12-летнего мальчика с нанятым педагогом отправили учиться за казенный счет в Вену. Позже за государственные деньги он совершил вояж по Италии. В Россию Сергея Павлович вернулся в 1753 г., получил чин камер-юнкера, женился на родной сестре Ивана Шувалова — Анастасии Ивановне, получил некоторые конфискованные имения отца. Придворной карьеры не сделал, занялся коммерцией, и промотал бо́льшую часть своего состояния. Елизавета также позаботилась о несовершеннолетних сестрах Сергея и вообще старалась присматривать за высокородными сиротами — независимо от того, по какой причине они остались без родителей. Во дворце императрицы был даже небольшой детский дом для осиротевших детей придворных, которым заведовала Иоганна Петровна Ноли. Вырастая, дети поступали на придворную службу или просто жили при Дворе до замужества или женитьбы.
Под внешним блеском и роскошью таились казнокрадство и неустроенность. Екатерина II вспоминает, как странствовала вместе с Двором Елизаветы. «При Дворе в это время был такой недостаток в мебели, что те же зеркала, кровати, стулья, столы и комоды, которые нам служили в Зимнем дворце, перевозились за нами в Летний дворец, а оттуда — в Петергоф и даже следовали за нами в Москву. Билось и ломалось в переездах немалое количество этих вещей, и в таком поломанном виде нам их и давали, так что трудно было ими пользоваться; так как нужно было особое приказание императрицы на получение новых вещей и большею частью трудно, а подчас и невозможно было до нее добраться, то я решила мало-помалу покупать себе комоды, столы и самую необходимую мебель на собственные деньги».
Ситуация несколько сложнее, чем это описывает Екатерина, не имевшая надобности вникать во все тонкости дворцового хозяйства. Запас стульев и другой мебели был, и не маленький. Мебель хранилась в Новых палатах на берегу Невы и на берегу Фонтанки, поблизости от Летнего сада. Константин Писаренко пишет: «В обеих кладовых мы обнаружим изобилие разного рода зеркал, кабинетов, комодов, столов, кроватей, часов, канапе, кресел, стульев. А еще — три клавесина. Причем самое интересное заключается в том, что за шесть лет (с декабря 1748 по сентябрь 1754 г.) количество хранившихся в двух кладовых казенных предметов практически не уменьшилось. Пять кроватей, три клавикорда и семь треугольных столов никто не потревожил. Число комодов сократилось с пятидесяти пяти до пятидесяти одного, круглых столов — с тридцати трех до тридцати двух. Бо́льшим спросом пользовались прямоугольные столы: из двадцати осталось двенадцать. А стулья — самый хрупкий товар — никому, в общем-то, не понадобились. Из семи дюжин стульев красного дерева, обитых позолоченной кожей, голубым и зеленым трипом, за столь долгий срок забрали всего лишь пару штук». Были мебельные кладовые и в Смольном монастыре, и в самих дворцах.
Как же примирить воспоминания Екатерины и беспристрастные документы? Конечно, Екатерина недолюбливала Елизавету и, став сама императрицей, не упускала случая поиздеваться над своей предшественницей. В пьесе «Чесменский дворец» она (устами Анны Иоанновны) обвиняет Елизавету в кровосмешении — в связи с племянником:
«Анна I: Верно ли, что вы попытались жениться на своей тетушке Елизавете?
Петр II: Она мне очень нравилась своей красотой, добротой, умом и веселостью; я привык к ней; мы каждый день ездили на охоту вместе.
Анна I: И с чего вы взяли, что это влечение совсем не имело отклика?
Петр II: Елизавета открыто отказала мне под тем предлогом, что я сын ее брата и что подобные союзы запрещены религией.
Анна I: Вы очень хорошо сказали: под предлогом. По крайней мере, он был благовидным. Я же заметила, что спустя несколько месяцев после вашей смерти моя двоюродная сестра очень похудела; трехдневная лихорадка обеспечила ей тонкую талию.
Петр II: Вы обязаны этой трехдневной лихорадке; может быть, без нее вы бы не взошли на трон».
Даже эта грязная сплетня вовсе не высосана Екатериной из пальца. Того же мнения придерживались современники Елизаветы — послы иностранных держав, люди, для которых правдивые сведения и происходящем во дворце — хлеб насущный. Еще при жизни Петра II, 18 (29) ноября 1727 г., французский поверенный в делах Маньян доносил в Париж: «Страсть царя к принцессе Елизавете не удалось заглушить, как думали раньше. Напротив, она дошла до того, что причиняет теперь действительно министерству очень сильное беспокойство. Царь до того всецело отдался своей склонности и желаниям своим, что не мало, кажется, затруднены, каким путем предупредить последствия подобной страсти. И хотя этому молодому государю всего двенадцать лет, тем не менее Остерман заметил, что большой риск оставлять его наедине с принцессой Елизаветой. И в этом отношении, безусловно, необходимо иметь постоянный надзор за ним. Но так как Остерман один оказывается для этой цели недостаточным, то, по его представлению, условлено было, чтобы один из членов Совета, поочередно, всюду сопровождал царя. И чтобы, кроме того, канцлер и генерал-адмирал попросили своего увольнения из Совета и удаления от Двора, внушивши при этом молодому монарху, что их примеру готовы последовать и прочие министры, если он не изменит вскоре своего поведения по отношению к принцессе Елизавете, на которой он не может жениться вследствие непреодолимого препятствия, представляемого обычаями Греческой церкви для заключения подобного брака».
И он не одинок в своих подозрениях, испанский посол герцог де Лирия в то же время доносил, что «принцесса Елизавета еще… лелеет мысль взойти на престол, вышед замуж за царя» и что ее красота «физическая — это чудо. Грация ее неописанна. Но она — лжива, безнравственна и крайне честолюбива. Еще при жизни своей матери она хотела быть преемницей престола предпочтительно пред настоящим царем. Но, как божественная правда не восхотела этого, то она задумала взойти на трон, вышедши замуж за своего племянника».
Екатерина все же милосерднее к своей предшественнице, «ее Елизавета» отказывается от брака, хотя и не отказывается от амурных приключений с племянником.
Если уж даже в таких скандальных обвинениях Екатерина могла «сослаться на первоисточники», то вряд ли она опустилась бы до такой мелочной лжи. Гораздо вероятнее, что сам процесс замены стульев, столов,
