Лошади обоза были распряжены и паслись в лесу или на полянке вблизи деревни. У нас поднялась паника. В первую очередь стали собирать лошадей, чтобы запрячь их в повозки и увезти обоз поглубже в лес. Лева быстро погрузил свой чемодан на повозку. Федя — ездовой редакции — разыскал своих лошадей, впряг их в повозку и готов был к отъезду.
Еще с заспанными глазами партизаны выстраивались по своим отрядам и готовились к сражению с немцами, занявшими позицию на открытой поляне.
Развернулось упорное сражение, длившееся около двух часов. Немцы были разгромлены. Шестьдесят убитых немцев валялось на поле боя. В бою погибли также несколько партизан. Погиб еврейский партизан Кроненберг. Поговаривали, что его застрелил свой же партизан, отомстив за смерть украинского партизана, которого убил Кроненберг в Ласицком лесу. Там находился штаб Соединения, который усиленно охранялся. Даже партизаны соседних, связанных с нами отрядов должны были знать пароль, на всех перекрестках дорог и тропинок стояли наши часовые. Еврейский партизан Кроненберг, родом из Варшавы, стоял на посту. Подъехал партизан верхом на лошади. Кроненберг крикнул: «Пароль!» Всадник не ответил. Кроненберг выстрелил в него. Пошли разговоры, что Кроненберг умышленно застрелил партизана, потому что тот был украинцем.
Как рассказали нам проводники, попавшие в руки партизан, немцы были плохо осведомлены о наших силах. Они только знали, что мы идем к Горыни. Сколько же нас, они не знали. Поэтому немцы и пошли против нас группой всего в двести человек.
Мы захватили трофеи, взяли в плен немца и двух проводников: поляка и украинца. Немцы были уверены, что легко нас разгромят, но они сильно ошиблись. Помимо того, что мы численно намного превосходили немцев, они заняли невыгодную для себя позицию — на открытой поляне. Мы же их обстреливали с опушки леса и из кустов.
Пленный немец оказался столинским гебитскомиссаром, прибывшим на этот пост три дня тому назад из Гамбурга. Это был высокий блондин, истый «ариец». С него немедленно сняли эсэсовскую одежду со всеми медалями. Он стоял перед нами босой в своем шелковом белье. Я был переводчиком. На мои вопросы немец ничего не отвечал. Он только сказал, что у него жена и ребенок, и просил оставить его в живых. Я ему сказал, что немцы убили мою жену и ребенка, и указал на других евреев, жены и дети которых были убиты немцами. Он на это ничего не ответил. Когда я сказал пленному, что во всем виноват проклятый Гитлер, немец опустил голову, а затем громко крикнул: «Я не осуждаю фюрера Адольфа Гитлера, нет!» Рядом стояли оба проводника, они просили, чтобы их пощадили, и говорили, что готовы вступить в партизанский отряд. Генерал приказал расстрелять всех троих и поручил привести приговор в исполнение партизану Алику Абугову. Он их отвел в овраг, где они и были расстреляны.
Весь день прошел в тревоге. Мы понимали, что в любой момент немцы могут подтянуть сюда большие силы. В этот день мы должны были переправиться через Горынь и затем на протяжении нескольких километров продвигаться вблизи железнодорожной станции, где находился немецкий гарнизон. Гарнизон, безусловно, был осведомлен о сражении у Лютинска и о нашем предстоящем марше вблизи железнодорожной станции. Письмо нашего штаба они, наверное, уже получили.
Штаб запросил Москву, как поступить: идти вперед или вернуться на старое место. К вечеру поступил ответ: идти вперед. Когда обоз тронулся в путь, внезапно появились немцы и начали обстрел леса. Завязался бой, продолжавшийся около получаса. Потеряв человек двадцать-тридцать убитыми, немцы в панике бежали, не успев даже забрать своих убитых солдат.
С наступлением вечера мы тронулись в путь. От леса до реки было километров десять. Когда подошли к реке, мы, соблюдая тишину, стали переправлять подводы в первую очередь с ранеными. Когда закончилась переправа, мост развалился. Благо, что река в этом месте неглубокая, мы все благополучно переправились, кто верхом на лошади, кто вплавь.
С тревогой пошли мы в направлении железнодорожной станции. Ночь, как назло, была светлая, и немцы могли издалека обнаружить наш обоз. Мы шли в состоянии полной боевой готовности. Нас главным образом беспокоила судьба раненых. Каждая минута казалась нам годом.
Мы приближались к станции Бяла над Горынью. Получалось, что мы лезем прямо в пасть к зверю. Подходили все ближе и ближе. Немцы стали пускать осветительные ракеты. Мы были совсем близко, но они не стреляли. Вот мы уже в нескольких метрах от станции. Оружие партизан направлено в ее сторону, но вокруг спокойно.
С тревогой и нетерпением прошли мы станцию и стали все дальше и дальше отдаляться от немецких дотов. Вблизи был небольшой лесок, а за ним — большой лес, тянувшийся на тридцать километров до самого села Озеры на Волыни. Там в лесу мы были уже вне всякой опасности.
Мы теперь шли уверенные, спокойные, как на освобожденной территории. Когда устроили привал, я установил радиоприемник и составил радиобюллетень. Обсудили с генералом содержание очередного номера «Червоного прапора» и наметили обращение к населению в связи с нашей победой над немцами у деревни Лютинск.
Наша конная разведка ушла вперед, в Озеры. В село мы прибыли лишь к вечеру. У въезда была оборудована арка с красными знаменами, и на больших полотняных плакатах был написан лозунг «Слава партизанам — победителям под Лютинском!», «Слава борцам против немецко-фашистских палачей!»
Староста села по старинному славянскому обычаю преподнес генералу хлеб-соль и произнес несколько приветственных слов, подчеркнув, что село Озеры помогает и будет помогать партизанам в борьбе с фашистами.
Глава 26
Озеры — большой партизанский центр
Озеры — одно из больших сел на Волыни. Село растянулось на пять километров и расположено вдоль широкого озера. Вокруг села — лес, который тянется с одной стороны до Горыни, а с другой — до бывшей советско-польской границы.
Озеры раньше принадлежали Польше и, несмотря на это, село мало что впитало в себя польского. Находясь вблизи границы, село духовно было связано с Россией. Хотя оно находилось недалеко от сел, где господствовали бандеровцы, в Озерах не велась националистическо-фашистская пропаганда и туда не проникал ни один бандеровец. Евреи, бежавшие из Домбровицкого и Сарненского гетто в Озеры, находили здесь защиту, и если немцы приходили в село, то крестьяне прятали евреев в близлежащих хуторах или в лесах. В Озерах не было ни одного случая, чтобы крестьяне выдали евреев немцам или украинской полиции.
Партизанское движение в окрестностях Озер началось раньше, чем в деревнях, расположенных к западу от Горыни. Когда мы пришли в Озеры, все его население поддерживало партизан. Староста и члены сельсовета сами были партизанами и ходили вооруженными. В селе находились партизанские отряды и здесь, кроме бежавших из гетто евреев, нашли приют члены семей украинских и польских партизан, спасавшиеся от преследования их бандеровцами. Село обеспечило всех их жильем и питанием.
