В этом заявлении не было преувеличения. Пробные посевы озимой пшеницы здесь практикуются давно. После случайного урожая следует недород и неизменная гибель посевов. Собранное зерно расходуется на последующие эксперименты, пока оно полностью не приходит к концу. Тогда пробные опыты прекращаются до завоза новой партии семян.
Прежде чем приступить к посевам по стерне, Лысенко закладывает опыты на отдельных участках. В течение многих дней он высевает подряд озимые рожь и пшеницу. На большинстве этих делянок — нетронутая стерня, и только некоторые — контрольные — вспаханы под пар. Ученый ставит себе целью проверить: как будут на стерне развиваться семена и в какое время лучше приступать к посеву. Обычные сроки и методы для новой формы агротехники могут оказаться негодными.
Результаты удовлетворили ученого: всходы на стерне не отстали от всходов на вспаханных участках. Были также определены наилучшие сроки для сева.
В последних числах августа в шесть часов утра Лысенко был уже на поле, где шел сев по стерне. Сосредоточенный, спокойный, он шел за сеялкой, которая в борозду, прорезанную диском, роняла озимые семена. На этих участках недавно скосили рожь и овес, и из ощетинившейся стерни поднимались сурепка и полынь.
Больше двадцати сортов решил высеять Лысенко: от теплолюбивых украинских и крымских семян до глубоко зимостойких — сибирских. Была среди них и яровая пшеница, которую высевают только весной. Помощница ученого, одетая в стеганые ватные брюки и в такую же куртку, с головой, замотанной шерстяным платком, ужасно суетилась и по нескольку раз отдавала рабочим одно и то же приказание. По всякому поводу, значительному и незначительному, она прибегала к Лысенко и с одинаково важным видом говорила о серьезном и о пустяках.
— Сеять будете обязательно, — напомнил он ей, — перекрестным приемом: полнормы семян, из положенных на гектар, высеете в одном направлении, а полнормы — в другом.
Она долго не понимала, зачем сеялку вести раньше вдоль, а затем наперекрест. Не смея спорить с ученым, она про себя решила, что это всего-навсего причуда.
— Вы полагаете, что таким образом будет меньше сорняков, — все-таки не сдержалась она, — а я вот думаю, что разницы не будет никакой.
— Посмотрим, — не стал спорить ученый, — ждать осталось недолго, весна не за горами.
На следующее утро Лысенко был уже на поле. Он низко склонялся к заделанной бороздке и ножичком выковыривал оттуда семена. Мог ли он стерпеть и не явиться сюда? Ему важно этим семечкам задать несколько вопросов. Достаточно ли, во-первых, влаги в земле? Начали ли они набухать? На одинаковой ли глубине заделаны семечки? От этого зависит, будут ли они одновременно всходить.
На четвертые сутки Лысенко нашел первые прорастающие семена, а на седьмые — появились дружные всходы. Растения уже кустились, когда снег их накрыл. Ученый не успокоился. Он продолжал каждый день бродить по делянкам, выкапывать из-под снежного покрова растения, чтобы в лаборатории проверить, все ли они живы.
В ту осень и зиму Лысенко не находил себе места. Тревожное ожидание сменялось не менее напряженным трудом, поисками выхода из нарастающего потока сомнений.
Еще задолго до посева и в начале его возникли первые предвестники грозы. Изучая количество весенних осадков, Лысенко нашел, что их выпало в мае на двадцать миллиметров меньше обычного, а в апреле — на двадцать пять. Сама природа, казалось, ополчилась против эксперимента. После посева по стерне не было дождя. Земля оставалась сухой и холодной, неуспех предприятия был как будто предрешен, и все же семена проросли.
«Так и надо было ожидать, — записал тогда Лысенко в тетрадь, — сказалось влияние паров атмосферы и смены температуры в течение суток. Обильная роса и остуженные пары под тонким слоем земли питают влагой семена под почвой».
Против этого утверждения нельзя было спорить. Давно известно, что в летние и осенние ночи, когда земля охлаждается после теплого дня, нижележащие слои ее остаются нагретыми. Пары воздуха, более упругие в нижних слоях, поднимаются вверх и здесь осаждаются влагой. К мелко заделанным в почву семенам снизу и сверху притекает роса.
Это была неожиданная помощь. При обычной запашке, когда семена в почве лежат глубоко, роса от охлажденных паров атмосферы не достигает их.
Засушливую осень сменила малоснежная зима. За пять месяцев выпало лишь пятнадцать миллиметров осадков. Запасы влаги в земле настолько были исчерпаны, что на контрольном участке, где по хорошему пару была засеяна пшеница, урожай ранним летом засох. Зато озимые на стерне продолжали нормально развиваться. Кто бы поверил, что крымские и украинские семена, высеянные в почву, лишенную влаги, куда не было внесено ни крошки удобрения и где не были приняты меры к задержанию снега, могли под палящим морозом Сибири нормально развиваться и расти? Откуда брались в них силы? Ведь холода тут не знают пощады! В узлах кущения у растений, в этом жизненно важном для них пункте, до двадцати суток держался двадцатиградусный холод на глубине трех сантиметров. Нет пшеницы на свете, способной вынести такое испытание. Как бы ни были семена зимостойки, но если мороз в узлах кущения достиг пятнадцати градусов и продолжался так до десяти дней, можно поручиться, что посевы погибнут.
Откуда же все-таки черпали силы и устойчивость высеянные на стерне семена?
На это Лысенко мог ответить только некоторое время спустя, когда факты подтвердили его расчеты и предположения.
Начнем с того, что растения, высеянные на стерне, имели много преимуществ перед контрольными, высеянными по пару. Как это ни покажется странным, влаги у них было больше, чем у других. Ученый доказал это беспристрастным свидетельством цифр. Нельзя было в них сомневаться, слишком много труда они стоили исследователю.
Семнадцатого мая, едва оттаяла почва Сибири, помощница Лысенко измерила влагу в метровом слое земли. Как и следовало ожидать, участки, вспаханные под пар, имели после зимовки сто семьдесят девять миллиметров воды, а засеянные по стерне — сто тридцать семь. Разница была ощутительной.
— Что вы приуныли, — шутил с помощницей ученый, — боитесь, что растения от жажды помрут?
— Очень возможно, — не скрывала она своих опасений, — у меня руки дрожат во время измерений. Я не верю собственным глазам. Чем только они живут?
— Присмотритесь к ним ближе, — утешал он ее, — это растения-аскеты, настоящие постники. У них мало азота и не так много влаги, как у контрольных паровых, вот они и не образуют пышной листвы, как бы сберегая свои скудные запасы для колоса и зерна.
