холоде? А эффективный пригляд возможен лишь в условиях расположения армии одним большим лагерем.
Но уж точно русский полководец не был пассивен.
Весной (только весной!) до русского осадного лагеря наконец-то добрались пушки… вот только пороха оказалось недостаточно для достойной артиллерийской борьбы и взлома мощных смоленских укреплений. В этом видна какая-то постоянная трагедия, соединяющая недостаток ресурсов с недостатком воли у стратегического командования. Начало осады: людей мало, больших пушек нет, пороха нет. Подходят люди. Добираются пушки. Пороха все равно нет. Порох подошел с обозами, но его слишком мало. Порох израсходовали, пробили стену, и тут он кончился. Неприятель заделал пролом. Стену взорвали пороховой миной… и тут опять порох закончился. Было бы смешно, кабы ошибки логистики не оплачивались кровью русских воинов. Смоленская война в целом — не столько тактические ошибки Шеина (он почти безупречен!) — сколько нищета российской логистики. Начали войну, имея мало всего; пока «партия войны» прилагала усилия, выжимая из страны мало-мальски достаточный ресурс, боевые действия шли с трудом, но всерьез. Потом и этот ресурс перестанет поступать на фронт…
Поневоле задумаешься: не рановато ли Россия начала реконкисту на западе? В достаточной ли мере страна восстановила экономический ресурс после Смуты? Возможно, нет. При благоприятном стечении внешнеполитических обстоятельств можно было воевать и в таком вот обнищалом состоянии. Но когда они изменились в худшую сторону и Россия осталась один на один с могучим врагом, стало ясно, до какой степени ей трудно ставить в строй новые полки, кормить, обеспечивать порохом. Людей, денег, хлеба, пороха не то чтобы на фронте было недостаточно, их по всей стране не хватало. А если еще и политическая элита колеблется — воевать ли до победного конца? Или притормозить боевые действия и вернуться к довоенному очертанию границ? Что ж, тогда на линии боевого соприкосновения буксовать будет все. Разве что двужильные русские люди на своей хребтине вынесут тяжесть подобной войны…
Михаил Борисович бросал полки на приступ четыре раза. Трижды в мае 1633 года и еще раз в июне. Шеина, как уже говорилось, подводило то, что он не имел достаточного запаса пороха и для пушкарей, и для военных инженеров, пытавшихся взорвать городские стены с помощью подземных минных галерей.
За халтуру по интендантской части фронт платил кровью.
Но измотать противника русский полководец сумел. Смоленск держался с трудом, там тоже обнаружилась нехватка во всем. Гарнизон молил о помощи польско-литовские войска, однако новых прорывов к городу Михаил Борисович не допускал.
Из-под Красного в тыл Шеину били неприятельские отряды, постепенно, с подходом новых и новых воинских контингентов, превратившиеся в крупную силу, в настоящий корпус. Постфактум русского полководца укоряли: почему он не разгромил эту внешнюю силу противника?
А он ее разгромил. Притом несколько раз. В феврале или начале марта 1633 года, еще не имея осадных пушек, Шеин нанес страшный удар врагу в его собственном лагере, на время рассеяв поляков с литвинами. Ниже, в конце главы, приводится шведское донесение, рассказывающее об этой победе русских.
Враг на время обессилел… но ему раз за разом подбрасывали новые отряды. Бог весть, не быстрее ли пополнялись его силы, чем осадная армия русских?
В мае — августе Шеина постоянно тревожит нападениями тот же самый летучий корпус королевской армии, стоявший под Красным. Составлявшие его литвины, ранее разгромленные, находились в тяжелом положении: им не хватало хлеба, фуража и денег (жалованье задерживалось). Соответственно, упал и боевой задор. Но его хватило на несколько ударов, поскольку деньги все же были присланы, а вместе с тем и очередные подкрепления.
Эти атаки извне пришлись на русские полки, осаждавшие Смоленск с западного направления. Общим для них воеводой стал князь Семен Васильевич Прозоровский. Под его командой к маю — июню 1633 года оставалось около семи тысяч ратников — поместной конницы, казаков, служилых татар, солдат, рейтар {100}.
23 и 30 июля сравнимый по численности вражеский деблокирующий корпус, возглавляемый Гонсевским, нащупывал слабые места в обороне Прозоровского. Неприятеля успешно отбросили от русских позиций. Но к нему подходили подкрепления, и, соответственно, противник снова и снова пробовал на зуб Прозоровского. Новая атака — 13 августа, и снова неудача. Минула неделя, и уже не Гонсевский, а военачальник более высокого ранга, гетман Радзивилл, послал войска в атаку. Началось настоящее большее сражение. Битва продлилась полдня с перерывами, притом гарнизон Смоленска попытался помочь своим, отважившись совершить вылазку. Прозоровский на пути у врага стоял крепко, Шеин вышел с основными силами ему на подмогу, и гетману пришлось отступить с серьезными потерями.
Притом тактические задачи решались Шеиным в условиях, когда он должен был «с нуля» опробовать взаимодействие «старых» и «новых» войск, иначе говоря, старой поместной конницы и новых рейтар, старых стрельцов и новых солдат. Конница дралась с внешним врагом, пехота ходила на штурмы. И, в общем, взаимодействие столь разных составляющих Шеину с Прозоровским организовать удалось вполне достойно.
Итак, успех, победа!
Еще чуть-чуть, и Смоленск откроет ворота русским полкам.
Но очень скоро у Шеина появятся проблемы, намного более серьезные, чем противодействие Гонсевскому с Радзивиллом…
Войска короля Владислава подходят к Смоленску на излете августа 1633 года. Первое время вооруженная борьба не приносит решающего успеха ни одной из сторон. Шеин настроен биться до победного конца — одновременно с гарнизоном Смоленска и королевскими полками. А король привел не столь уж много людей, чтобы в одной генеральной битве решить судьбу войны в свою пользу. Запорожцы, мощно усилившие Владислава, подтянутся несколько позднее.
Шеину оставалось стоять под стенами Смоленска и драться, в стремлении отбить город. Возможно, он бы преуспел. При всех изложенных обстоятельствах у старого воеводы имелся шанс на победу.
Вот только русская армия устала. Она до смерти измучена долгой борьбой, особенно утомлены сотни дворянского поместного ополчения. Вот уже год люди в боях и походах. Русские полевые соединения столь долго не воюют, они для этого не приспособлены. За Владиславом — не только преимущество численности, но и, что даже более важно, преимущество «свежести» новоприбывших войск.
Сказалась и традиционная ненадежность иностранных наемников. Некоторые из них «шатались умами», размышляя о перспективах перехода в лагерь противника. Лесли, наиболее высокопоставленный иноземец на царской службе, принялся своевольничать. Он даже собственноручно убил другого наемного офицера, английского полковника Сандерсона, заподозрив в том склонность к измене. Поступил ли он на пользу делу? Безусловно нет. Лесли действовал без приказа Шеина и показал своим поступком, что собирается карать и миловать по своей воле, не согласуясь с планами русского командующего. Для воинской дисциплины подобные действия — величайший разрушитель.
Так или иначе, но в августе — октябре под
