Молча присутствует Екатерина при всех празднествах, при маневрировании крошечного флота на пруду парка, молча, "со скучающим лицом" следит она за любительским спектаклем, во время которого Петр лично играет в оркестре на скрипке. Молча глядит она на то, как Петр сам прикрепляет Воронцовой орден Св. Екатерины.
Но Петр не может снести ее молчания, ее терпеливости. Неужели же нет ничего такого, что вывело бы эту женщину из ее ужасного спокойствия, которое только подчеркивает его неправоту? Ничего такого, что повлекло бы за собой взрыв ее возмущения, вырвало из ее уст резкое слово, растормошило бы ее?
Вечером, когда он уже изрядно выпил, он отдает своему адъютанту Барятинскому приказ арестовать Екатерину. Барятинский, не решающийся ни повиноваться, ни ослушаться, обращается к дяде царя принцу Георгу Гольштинскому. С трудом удается этому старому человеку отговорить своего напившегося до положения риз и неистовствующего от ненависти племянника отказаться от осуществления его намерения. Екатерина спокойно уезжает в Петергоф.
Но уже слишком поздно. Петр произнес решающее слово. Весть о том, что государь собирался арестовать Екатерину, проникает в столицу, доходит до ее сторонников, до гвардии, до солдат. Никто не сомневается в том, что Петр скоро выполнит то, от осуществления чего его с трудом удержали на этот раз. Беспокойство растет и сливается воедино с недовольством по поводу предстоящей войны. На всех улицах собираются группы взволнованных людей, критикующих правительство и лично царя. Полиция старается не прислушиваться к мятежным речам и разгоняет сборища без применения особых, вызывающих внимание мер. Тут и там сходятся недовольные и поругивают власть имущих.
В казармах дело обстоит еще хуже. Простой драгун наивно спрашивает генерала Измайлова, отчего это Петра не свергают с престола. Измайлов посылает его ко всем чертям. Но волнение растет, возбужденные гвардейцы требуют от своего начальства принятия каких-либо мер для охраны царицы. Заговорщики опасаются преждевременного взрыва восстания и стараются успокоить встревоженные умы. Пассек сам произносит "мятежные речи против особы государя", и его случайно подслушивает какой-то сыщик.
30 июня Петр должен выступить во главе войск в поход против Дании. Канун своих именин, вечер 28 июня, он намерен праздновать в Петергофе.
Но вечером 27 июня арестовывают поручика Пассека.
Арест Пассека вызывает в первый момент в кругах заговорщиков немало смятения и отчаяния. Григорий Орлов спешит с этой вестью к Дашковой, у которой в это время находится Панин. Пред лицом непосредственной опасности умолкают личные разногласия по вопросам, касающимся будущего. Пассек арестован, завтра все может быть разоблачено, послезавтра потеряно. Несомненно найдут способ заставить Пассека сознаться, но в этом, вероятно, даже не представляется надобности, так как приверженцы царя и без того, должно быть, знают достаточно, чтобы открыто выступить против заговорщиков. Завтра их всех начнут по очереди арестовывать, рубить им головы, ссылать в Сибирь. Но та, из-за которой все происходит, сердце, голова всего заговора, ей ведь первой суждено погибнуть. Петр уже месяцы изыскивает пути отделаться от Екатерины – теперь путь этот открыт.
Впоследствии Панин и Дашкова будут пространно и обстоятельно спорить о том, кому из них первому пришла в голову блестящая мысль еще в ту же ночь вызвать Екатерину из Петергофа. Для нас это совершенно безразлично. Несомненно то, что во время этого разговора втроем им стало ясно, что все они имеют перед собою только несколько часов свободы и что на протяжении этих нескольких часов необходимо спасти Екатерину.
Пламенная Дашкова, разумеется, хотела бы рискнуть своей жизнью и лично помчаться в Петергоф за своей обожаемой подругой, но, к ее несчастью, заказанное ею на всякий случай для предстоящего восстания мужское платье еще не готово. А намеченная поездка должна обращать на себя возможно меньше внимания, и широкий женский кринолин весьма мало для нее подходит.
Младший брат Григория Орлова Алексей и еще один офицер – поручик Василий Бибиков отправляются незадолго до полуночи в простой коляске в Петергоф.
В то время как коляска медленно – необходимо беречь лошадей для обратной езды – подвигается по направлению к Петергофу, заговорщики осторожно расходятся. Дашкова, расстроенная, взволнованная и разочарованная выпавшей на ее долю пассивной ролью, сидит дома. Панин отправляется в Летний дворец, где находится царевич, ложится в постель, засыпает крепким сном и просыпается только от шума, поднятого открытым восстанием. Орлов отправляется к гетману Разумовскому и сообщает ему, что Пассек арестован и что Алексей поехал в Петергоф за Екатериной. Разумовский выслушивает его молча, не произносит ни слова, но едва лишь Орлов ушел, как он призывает своего адъютанта Тауберта и приказывает ему еще в ту же ночь отпечатать в подвальном помещении типографии Академии Наук манифест о государственном перевороте. Тауберт просит освободить его от этого опасного поручения.
– Вы уже слишком много знаете, – отвечает Разумовский, – теперь дело идет о вашей голове. Делайте то, что вам приказано.
Григорий Орлов спешит в казармы Измайловского полка. Эти казармы распложены на краю города и являются первыми на пути Екатерины из Петергофа. Здесь он натыкается на следящего за ним шпиона Перфильева. Немедленно усаживается он с ним за карточный стол, проигрывает ему три тысячи рублей, не щадит водки на угощение и наконец укладывает к четырем часам утра своего абсолютно пьяного надсмотрщика в постель. Теперь только может он заняться кое-какими приготовлениями к приему Екатерины. Приготовления эти примитивнейшего характера: они сводятся к обещанию бочки водки нескольким десяткам солдат и разговору с полковым священником отцом Алексеем. Но дело теперь не в этом.
Теперь все обстоит именно так, как того хотела Екатерина. Она покоится мирным сном, когда около пяти часов утра в ее двери стучится сама судьба в образе Алексея Орлова. Маленький дворец Монплезир, в котором Екатерина живет в Петергофе, не охраняется. Ее преданная камеристка Шаргородская отпирает хорошо знакомому ей офицеру дверь и без всяких околичностей впускает его. В гардеробной лежит еще роскошное парадное платье, которое Екатерина должна была надеть вечером для празднования кануна именин Петра.
Алексей Орлов лишь наполовину так красив, как его красавцы братья: правая сторона его лица, правый профиль ангельски прекрасен, но левый похож на дьявольскую рожу – во время одной дуэли он получил сабельный удар в левую сторону лица, шрам плохо зажил, и верхняя губа поднята кверху, искажая лицо вечной дьявольской усмешкой. Но это уродство далеко не обескураживает его, оно, наоборот, подзадоривает его к тому, чтобы превосходить мужеством, смелостью, отчаянностью всех братьев, всех вообще офицеров.
