Необходимо было срочно поговорить с гражданскими властями, объяснить им, что мы отнюдь не намерены глядеть сквозь пальцы на эти махинации. Эту нелегкую миссию взяли на себя Иван Михайлович Смоликов, начальник политотдела армии Константин Яковлевич Остроглазой и наш консул в Харбине Георгий Иванович Павлычев. Господин Чжан начал с поклонов и улыбок. Разводил руками, объяснял, что в Харбине - капиталистическая экономика. Свободный рынок. Война прервала обычные торговые пути и связи. Это явление естественное. Отсюда и нехватка того-сего, отсюда и рост цен. Но Иван Михайлович Смоликов задал мэру вопрос:
- Естественно ли, что продуктов и топлива не хватает, а на торговых складах, принадлежащих лично мэру города, хранится под замком изрядное количество "Того-сего"?
Константин Яковлевич Остроглазов продолжил:
- Не пояснит ли господин Чжан заодно, как и когда интендантское имущество маньчжурской армии и ее продовольственные запасы из складов на Пристани перекочевали в склады господина мэра?
Лицо господина мэра вытянулось и несколько побледнело. Словом, трудности "свободного рынка" были решены в течение нескольких минут. И вопрос с военными запасами маньчжурской армии - также.
Пункты приказа - пятый и седьмой - были тесно связаны между собой. В ночь на 21 августа мне доложили, что накануне в городе совершено несколько крупных бандитских нападений и грабежей. Был убит один из членов штаба молодежи Харбина, охранявший городские бойни. Другой был застрелен у железнодорожного депо. Разумеется, приказ сдать оружие и боеприпасы и введенный в городе комендантский час не явились непосредственным следствием только этих нападений. Дело было значительно сложнее и выходило далеко за пределы обычной уголовщины.
Уважаемый читатель, вероятно, слышал о китайских профессиональных бандитах - хунхузах. Однако вряд ли ему известно, что в истории Маньчжурии, особенно с начала XX века, хунхузы играли роль не меньшую, если не большую, чем бандитская мафия в Сицилии. И, так же как мафия, хунхузы становились инструментом в достижении политических целей для тех, кто хорошо им платил. Японская разведка завязала связь с ними еще во времена русско-японской войны 1904-1905 годов и щедро оплачивала диверсии хунхузских отрядов на тыловых коммуникациях русской армии. С начала тридцатых годов, когда японские войска вторглись в Маньчжурию, эта связь еще более упрочилась. И хотя отдельные хунхузские вожаки вступали иногда в конфликт с новыми своими хозяевами, но ссоры, причинами которых была дележка награбленной добычи между двумя хищниками, как правило, скоро улаживались. А в целом хунхузы являлись верными помощниками оккупантов в их карательных акциях против китайских партизан. Хунхузы на выносливых маленьких своих лошадках проникали в самые глухие горные деревушки, нападали на партизанские базы, сжигали дома, истребляли жителей и оказывали большую помощь японской жандармерии в разгроме местных организаций Коммунистической партии Китая.
Вооруженные отряды хунхузов (а некоторые из них насчитывали тысячи конников) гнездились в отдаленных уездах, каждый отряд имел "свою" территорию, где властвовали негласные законы, аналогичные законам сицилийской мафии. Вожаки были связаны родственными узами с зажиточной верхушкой китайской деревни, по-русски говоря, с кулачеством, и с его помощью держали бедняцкое население в жесткой узде.
В момент капитуляции Японии внимание этих бандитских шаек приковали многочисленные японские военные склады, а также промышленные предприятия и торговые фирмы, хозяева которых - японцы - бежали на юг Маньчжурии. Ожили тайные явки хунхузских вожаков в китайской части Харбина - Фуцзядяне, в Нахаловке и Питомнике. Грабежи, налеты, убийства следовали одно за другим. Но к 22 августа мы уже имели под руками несколько сот солдат и офицеров и смогли предпринять ответные меры. Начальник разведки армии полковник Шиошвили сориентировался в создавшейся обстановке, изучил город и организовал патрульную службу. В первую же ночь, когда был введен комендантский час, наши патрули дали бандитам, как говорится, хорошую острастку. В пригороде Сань Кэ-шу был захвачен обоз, вывозивший из склада строительные и другие материалы. Хунхузы пытались оказать сопротивление, но были уничтожены, а несколько человек взяты в плен. Такие же вооруженные схватки произошли в эту ночь и в других пригородах и на окраинах Харбина. Видимо, бандиты не ожидали столь быстрой и действенной реакции со стороны нашей комендатуры. Они притихли и затаились, но лишь на время.
Среди захваченных в плен хунхузов оказались и офицеры армии Маньчжоу-Го, которые показали на допросе, что они, как и их солдаты, ушли из казарм, а проще говоря, разбежались еще до капитуляции - как только в Харбин проникли слухи о разгроме японцев под Муданьцзяном. Действительно, из всех частей 4-го военного округа этой марионеточной армии (23-й пехотный полк, четыре саперных, два автотранспортных, авиационный и жандармский отряды), дислоцировавшиеся в Харбине, нам сдалось лишь около 2000 человек, да и то потому, что японцы заперли их в казармах, опасаясь бунта{63}.
Первые сигналы о том, что созданная японцами маньчжурская армия, рассеявшись по стране, и не думает складывать прихваченное с собой оружие, вскоре подтвердились новыми фактами. Мало того, ее офицерский состав стал группироваться в крупных городах, вступил в контакт с хунхузскими отрядами и начал создавать широко разветвленное подполье, главной целью которого были вооруженный террор и диверсии против советских войск, а также уничтожение сторонников Коммунистической партии Китая.
Таким образом, классовый, буржуазно-помещичий состав офицерства маньчжурской армии определил и ее отношение к политической обстановке, создавшейся в Северо-Восточном Китае после капитуляции Японии и освобождения страны советскими войсками. Верно служившие японским империалистам в их агрессивной войне против Китая, эти предатели своего народа, китайские "квислинги", тотчас же после поражения хозяев провозгласили себя китайскими патриотами и националистами и перешли под знамена гоминьдановского правительства Чан Кайши. И были приняты с распростертыми объятиями. К ним в Мукден, Чаньчунь, Гирин, Харбин и другие маньчжурские города зачастили тайные эмиссары Чан Кайши. Они стали формировать в нашем тылу подпольную гоминьдановскую армию и первой задачей ей поставили захват складов с трофейным японским вооружением, военной техникой и боеприпасами. Подробнее обо всем этом скажу позже, а сейчас вернусь к первым дням сентября сорок пятого года, когда в Харбине царило праздничное оживление и его китайское и русское население восторженно приветствовало победителей.
