Первые сигналы о том, что созданная японцами маньчжурская армия, рассеявшись по стране, и не думает складывать прихваченное с собой оружие, вскоре подтвердились новыми фактами. Мало того, ее офицерский состав стал группироваться в крупных городах, вступил в контакт с хунхузскими отрядами и начал создавать широко разветвленное подполье, главной целью которого были вооруженный террор и диверсии против советских войск, а также уничтожение сторонников Коммунистической партии Китая.
Таким образом, классовый, буржуазно-помещичий состав офицерства маньчжурской армии определил и ее отношение к политической обстановке, создавшейся в Северо-Восточном Китае после капитуляции Японии и освобождения страны советскими войсками. Верно служившие японским империалистам в их агрессивной войне против Китая, эти предатели своего народа, китайские "квислинги", тотчас же после поражения хозяев провозгласили себя китайскими патриотами и националистами и перешли под знамена гоминьдановского правительства Чан Кайши. И были приняты с распростертыми объятиями. К ним в Мукден, Чаньчунь, Гирин, Харбин и другие маньчжурские города зачастили тайные эмиссары Чан Кайши. Они стали формировать в нашем тылу подпольную гоминьдановскую армию и первой задачей ей поставили захват складов с трофейным японским вооружением, военной техникой и боеприпасами. Подробнее обо всем этом скажу позже, а сейчас вернусь к первым дням сентября сорок пятого года, когда в Харбине царило праздничное оживление и его китайское и русское население восторженно приветствовало победителей.
2 сентября в Харбин в сопровождении Маршала СоветскогоСоюза К. А. Мерецкова и главного маршала авиации А. А. Новикова прибыл на самолете главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Прямо с аэродрома мы повезли их на харбинский ипподром, где он осмотрели трофейную технику и вооружение. Посреди ипподрома возвышался громадный, в виде усеченной пирамиды, памятник. Александр Михайлович поинтересовался, в честь какого события он воздвигнут. Объяснил ему, что памятник японский, поставлен здесь еще в 30-х годах в память солдат и офицеров Квантунской армии, погибших при завоевании Маньчжурии. Городские власти просили нас снести его. Подумав, Александр Михайлович сказал:
- Не надо этого делать. Мы освободили Маньчжурию, а сносить или не сносить чужие памятники - это уже не наше дело. Пусть городские власти сами решают и сами выполняют свое решение.
Маршал спросил, как мы готовимся отметить день Победы над Японией. Я доложил, что сегодня в театре "Модерн" будет большой концерт с участием местных артистов иармейского ансамбля песни и пляски и Военный совет армии приглашает наших высоких гостей. Александр Михайлович согласился и добавил, что завтрашний день проведет с нами, а потом поедет в Порт-Артур.
Концерт ему понравился, особенно второе отделение, где выступили наши солисты, хор и танцоры. У вокалистов Харбина были хорошие голоса, они неплохо спели романсы, потом драматические артисты разыграли несколько сцен из спектаклей. Все это на высоком профессиональном уровне, однако и песенный репертуар, и театральный пронизывала тоска и безысходность. Словом, искусство отражало жизнь эмиграции и настроения, которые царили в ее среде до недавних дней. Это салонное искусство не поспевало за крутыми переменами, произошедшими в жизни Харбина, что остро почувствовала и присутствующая на концерте местная публика. Вот почему первый же номер армейского ансамбля - солдатская пляска вызвал бурю аплодисментов. Наши плясуны и певцы мгновенно передали свой заряд бодрости, веселья и оптимизма харбинской публике, каждый новый номер повторялся на "бис" раза по три, и концерт закончился поздно вечером.
После концерта Александр Михайлович Василевский сказал мне, что по распоряжению Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина парад в честь дня Победы над Японией будет проведен только в Харбине. Принимать парад товарищ Сталин поручил ему.
- Если назначим парад на воскресенье, на 16 сентября, хватит вам времени на подготовку? - спросил он.
- Вполне хватит, товарищ маршал.
С этого дня мы начали усиленно готовиться к параду. Решили вывести на него почти весь харбинский гарнизон - 59-ю и 300-ю стрелковые дивизии, танковые бригады и самоходно-артиллерийский полк, тяжелую и противотанковую артиллерию, гвардейские минометы. Хлопот было много. Предшествующие бои в горах и болотах, тяжелый маршрут наложили отпечаток на внешний вид воинов, на боевую технику. Обмундирование пришло в негодность, а времени для пошивки нового парадного было в обрез. Помогли нам китайские портные. Они разобрали заказы по множеству маленьких мастерских, и буквально в считанные дни весь гарнизон был переодет в новое, парадное и, прямо скажем, щегольское обмундирование. Боевую технику отремонтировали, покрыли свежей краской. Все бойцы и командиры готовились не покладая рук.
Весть о предстоящем параде быстро распространилась по Харбину. Готовились к этому дню все горожане и жители окрестных китайских деревень. Нам сказали, что все предприятия и общественные организации города выразили желание участвовать в праздничной демонстрации, что, по самым скромным подсчетам, на нее выйдут вместе с детьми тысяч триста харбинцев, то есть около половины всего населения Харбина. Красная материя исчезла с прилавков магазинов. Харбинские улицы украсились флагами, транспарантами и электрической иллюминацией еще в четверг. В пятницу к нам приехали гости - члены Военного совета фронта генерал-полковник Т. Ф. Штыков и генерал-майор К. С. Грушевой, начальник штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке генерал-полковник С. П. Иванов, член Военного совета Тихоокеанского флота генерал-лейтенант С. Е. Захаров. Поскольку Маршал Советского Союза А. М. Василевский был срочно вызван в Москву, принимать парад войск поручили мне, а командовать парадом - генерал лейтенанту артиллерии К. П. Казакову.
И вот наступило воскресенье 16 сентября. Войска ровными прямоугольниками выстроились на Вокзальной площади. Она не была рассчитана на такую массу людей и техники, поэтому часть стрелковых и танковых батальонов, сводные батальоны саперов и связистов, артиллерия и минометы встали колоннами на привокзальных улицах в окружении харбинцев, забрасывавших автомашины, тягачи, танки букетами цветов.
В 11 утра я выехал на площадь. Отлично выезженная лошадь чутко слушалась повода, тысячи глаз устремились на меня, и хотя не впервой было выступать перед войсками, все-таки волновался. Ведь это - парад Победы! Мельком взглянул на трибуну, где стояли первый секретарь Приморского крайкома партии Н. М. Пегов, генералы Т. Ф. Штыков, С. П. Иванов, С. Е. Захаров, К. С. Грушевой, мои соратники по 1-й Краснознаменной генералы И. М. Смоликов, Ф. Ф. Масленников, К. Я. Остроглазов. Заметил, что Иван Михайлович Смоликов сделал неприметный жест: дескать, все хорошо, все в порядке. И это как-то сразу успокоило. А навстречу уже скакал на гнедом, с белыми чулочками на ногах, коне генерал К. П. Казаков. Четко отдал он рапорт, я принял, и мы объехали выстроившиеся войска. Мощное русское "ура" гремело в ответ на приветствия, его подхватывали харбинцы.
