Генерал Казаков скомандовал; "К церемониальному маршу! Дистанция - на одного линейного!.. Шагом- марш!" Дружно ударил по брусчатке парадный пехотный шаг, батальоны 300-й Харбинской дивизии открыли прохождение. Следом пошла 59-я Краснознаменная дивизия, тяжелые пушки и пушки-гаубицы, показались машины с гвардейскими минометами, и площадь буквально ахнула: "Катюши"! "Катюши"!" Оказывается, и сюда, сквозь японские пограничные кордоны и жесточайшую цензуру, докатилась боевая слава нашей реактивной артиллерии. Парад замыкали танковые бригады и тяжелый самоходно-артиллерийский полк. И опять гул восторга и буря аплодисментов прокатились по площади. Ничего даже приблизительно похожего на могучие эти машины не видели харбинцы на многочисленных японских военных парадах.
Потом пошли колонны демонстрантов. Харбин - город многонациональный. Помимо китайцев и русских в нем жили своими общинами корейцы, поляки, татары, немцы и другие народности. Все они вышли на демонстрацию в национальных одеждах, с детьми, у каждого в руках красный флажок или алая гвоздика - так что зрелище было очень красочное. Людской поток тек мимо трибуны до самых сумерек, пока не вспыхнули огни иллюминации.
Вечером в штабе армии был устроен торжественный прием. Подняли бокалы за Победу, за наш народ, за Коммунистическую партию, за Советские Вооруженные Силы и за старейшую из наших армий - 1-ю Краснознаменную Дальневосточную. Вышли на балкон. Город сверкал огнями, а внизу, в саду, кружком сидели солдаты. Баянист играл старинный вальс "На сопках Маньчжурии".
- Слышишь? - спросил Смоликов.
- Что?
- Слова-то новые. Когда только успели сочинить? Молодой сильный баритон пел:
Вы пали за Русь,
Погибли за Отчизну.
Время пришло, мы за вас отомстили
И справили славную тризну...
И солдатский хор ладно и дружно подхватил:
Далека ты, далека
От солдатского огонька.
В ночи хмурые
Над Маньчжурией
Проплывают облака...
Утро 17 сентября началось будничными делами. Их было много. Войска переходили на мирное положение. Составлялись планы боевой и политической подготовки, штабы обобщали опыт недавней войны, начиналась демобилизация старших возрастов, надо было организовать торжественные проводы наших ветеранов, многие из которых участвовали еще в первой мировой и гражданской войнах. В этот день мне доложили и результаты расследования чрезвычайного происшествия, случившегося накануне парада Победы. Банда, около 30 человек, в ночь на 15 сентября напала на караул, охранявший трофейные склады в восточном пригороде Харбина. Трое нападавших были убиты караульными, десятерых взяли живыми. Это были рядовые члены банды, созданной из уголовников еще японской жандармерией, которая использовала их для разных темных дел, в том числе для убийства неугодных ей горожан. Пленные показали на допросе, что к их главарю приезжал какой-то важный господин, говорили, что он прислан гоминьданом из Центрального Китая. У них спросили:
- Цель нападения на склады?
- Добыть боеприпасы для японских винтовок "арисака".
Три дня спустя такое же нападение повторилось в Старом Харбине, где при попытке проникнуть на интендантский склад японской армии были убиты в перестрелке три бандита. 30 сентября в Фуцзядяне ночью бандиты обстреляли наш патруль, четверых из них удалось задержать. И опять они ответили, что им приказали добыть оружие.
- Советское оружие?
- Да, советские автоматы.
- То есть убить патрульных и забрать их автоматы?
- Да, забрать.
В тот же день вечером в китайском кафе поблизости от театра "Модерн" был убит офицер 257-й танковой бригады Михаил Григорьевич Зайцев. В него стреляли через стеклянную дверь, террористу удалось скрыться. 2 октября была обстреляна наша автомашина с солдатами, 16 октября - комендантский наряд в пригородной деревне Палангеза{64}. В схватках были взяты еще пять бандитов. Допрос показал, что все эти случаи не являются делом только отдельных шаек уголовников, обитавших в злачных местах города, что их действия направляет опытная рука, что мы поставлены перед фактом организованного террора против советских военнослужащих.
По городу распространялись листовки антисоветского содержания. Они были двух типов. Первый тип - листовки, так сказать, официального порядка. Они подписывались временным подготовительным комитетом гоминьдана в Харбине и его отделом пропаганды. В них, особенно на первых порах, нападки на Советский Союз и китайских коммунистов были слегка завуалированы словесной казуистикой. Листовки утверждали, что "Красная Армия пришла в Маньчжурию по приказу нашего главы правительства Чан Кайши", что "японская армия не воевала и сама сгинула", что "освобождение и свобода народов Северо-Востока (т. е. Маньчжурии. - Прим. авт.} целиком зависят от армии нашего центрального правительства". Одна из листовок с пафосом вопрошала: "Почему безоговорочно капитулировал японский империализм? Думаем, всем понятно. Это результат борьбы, которую вели Америка, Англия и Китай". Далее разъяснялось, что к августу сорок пятого года Япония была уже разгромлена, "антивоенные элементы в Японии заставили императора подготовить перемирие" и "японский император принял решение арестовать преступников и объявить о капитуляции". А разгром советскими войсками самого крупного из объединений японских вооруженных сил Квантунской армии объяснялся как чистая случайность. Дескать, наступление Красной Армии "случайно совпало с опубликованием японским императором декларации о капитуляции Японии"{65}.
Выливая ушаты грязи на освободительную миссию наших Вооруженных Сил, авторы листовок называли советских воинов "некоторыми людьми" или "есть люди, которые...", а китайских коммунистов в Маньчжурии, тоже не именуя прямо, награждали эпитетами, которые даже здесь произвести здесь неловко. Короче говоря, листовки пытались доказать населению Маньчжурии, что охватившее его ликование, восторженные встречи советских воинов-освободителей имеют не тот адрес, что благодарить надо великого полководца генералиссимуса Чан Кайши, Америку и Англию.
Листовки второго типа были откровенно антисоветского содержания. Они подписывались уже не организациями гоминьдана в Харбине, а отдельными лицами, как бы не связанными с центральным правительством Китая и его правящей партией. Эти листовки открыто призывали к войне с Советским Союзом. Вот образчик подобных бредовых фантазий, подписанный: "Чжу Фан Су", то есть "Чжу-антисоветчик". Начав со стандартных фраз, восхваляющих роль гоминьдановского Китая, Америки и Англии в освобождении Маньчжурии, помянув походя "низких людей в Китае" (китайских коммунистов), обругав статью советско-китайского договора, где китайское правительство официально согласилось признать независимость Монгольской Народной Республики, Чжу-антисоветчик заканчивал: "да здравствует Чан Кайши! В союзе Китая с Америкой, Англией и другими государствами пойдем на Москву! И в Москве выпьем чару вина! Выступайте против большевиков"{66}.
