должны написать первый акт сами.
- Тогда мне нужно написать письмо Оскару, - ответил я. - Я узнаю, написал он уже первый акт, или еще нет.
Миссис Кэмпбелл настаивала, что примет пьесу лишь при условии, что она будет написана одним человеком. Я немедленно написал Оскару, спросил, написал ли он уже первый акт, добавив, что в случае, если не написал, пусть пришлет мне свой сценарий пьесы, и я сам всё напишу. Я был очень рад сообщить Оскару, что миссис Патрик Кэмпбелл, вероятно, возьмет пьесу.
К моему удивлению, Оскар ответил с явным раздражением, что он не может написать первый акт или сценарий пьесы, но при этом надеется, что я вышлю ему деньги за то, что он поспособствовал моему дебюту на сцене.
Я снова пошел к миссис Кэмпбелл, чтобы сообщить ей о своем разочаровании и спросить, есть ли у нее какие-то идеи насчет того, что ей хотелось бы видеть в первом акте. Ее обрадовали мои новости, она сказала, что мне нужно лишь написать акт, в котором будут представлены герои, и для контраста ее героине нужно придумать мать. Из какого-то озорства я решил сделать мать намного моложе дочери - то есть она будет очень легкомысленной простой женщиной, импульсивной и пустоголовой, одержимой манией посещения распродаж, коллекционирующей безделушки по выгодным ценам. Меня переполняли идеи, первый акт я написал экспромтом.
Миссис Патрик Кэмпбелл он не очень понравился - здесь, как и всегда, она продемонстрировала выдающуюся рассудительность и превосходное понимание требований сцены. Но, тем не менее, она приняла пьесу и назначила условия. Вскоре после этого я поехал в Лидс, где она играла, и прочел пьесу ей и ее труппе. Мы обсудили состав актеров, я предложил Керра на роль мистера Дэвентри. Миссис Патрик Кэмпбелл с радостью ухватилась за эту идею, и мы обо всем договорились.
Я написал Оскару письмо с хорошими новостями, в ответ получил письмо еще более желчное, чем первое. Он писал, что никогда не думал, что я возьму его сюжет, что я не имел права к нему прикасаться, но раз уж я его взял, должен заплатить Оскару по-настоящему значительную сумму.
Претензии были абсурдны, но мне не хотелось спорить или торговаться с Оскаром.
Я написал ему, что, если выручу за пьесу что-нибудь, вышлю ему еще денег. Он ответил, что уверен, что моя пьеса провалится, но я наверняка получу хорошую сумму роялти авансом от миссис Патрик Кэмпбелл, так что сразу же должен выслать ему половину. Письма Оскара были по-детски злыми и неразумными, но я поверил, что он находится в крайней нужде, и мне было его слишком жаль, чтобы спорить по этому поводу. Я столько раз ему помогал, мне казалось гнусным и глупым разрушать нашу старую дружбу из-за денег. Я не мог поверить, что он обвиняет меня в поступке, который я не совершил бы, если бы мы с ним встретились, так что как можно скорее поехал в Париж, чтобы с ним объясниться.
К моему удивлению я увидел, что Оскар упорствует в своих заблуждениях. Когда я спросил у него, что он продал мне за те 50 фунтов, которые я ему заплатил, он спокойно ответил, что не думал, что я говорю серьезно - ведь никто не стал бы писать пьесу по сценарию другого автора, это невозможно, просто абсурд. "C'est ridicule!" - повторял Оскар снова и снова. Когда я напомнил ему, что Шекспир так делал, он разозлился: тогда всё было совсем не так, как в наши дни, "C'est ridicule!". Мне надоело топтаться на месте, и я попытался заставить Оскара сказать мне, чего он хочет. Он долго не говорил, но в конце концов сказал, что хочет половину выручки за пьесу, и даже этого по справедливости было бы ему мало, поскольку он - драматург, а я - нет, и я не должен был прикасаться к его сюжету, и так далее, и тому подобное, снова и снова.
Я вернулся в гостиницу - смехотворные требования и постоянные жалобы Оскара утомили мой разум и душу. Спокойно всё обдумав, на следующий день я всё-таки согласился выдать ему 50 фунтов, и еще 50 - позже. Даже после этого Оскар притворялся, что ему очень жаль, что я забрал то, что он называл «своей пьесой», и уверял меня, что «Мистера и миссис Дэвентри» постигнет оглушительный провал: «Любители не могут писать пьесы: чтобы написать пьесу, нужно знать сцену. Это просто абсурд, Фрэнк, ты почти не ходишь в театр, и думаешь, что так вот сходу напишешь успешную пьесу. Я всегда любил театр, всегда ходил на все премьеры в Лондоне, для меня сцена - кровь в моих жилах», и тому подобное. Я невольно вспомнил, что Оскар рассказывал мне много лет назад: когда ему нужно было написать первую пьесу для Джорджа Александера, он заперся на две недели в комнате с самыми успешными современными французскими пьесами, и таким образом изучил свое ремесло.
На следующий день я вернулся в Лондон, теперь имея представление о неразумной настойчивости, с которой Оскар клянчил деньги и которая вызывала ярость у лорда Альфреда Дугласа.
Как только мою пьесу начали рекламировать, толпа народу неожиданно забросала меня жалобами. Миссис Браун Поттер написала мне письмо о том, что несколькими годами ранее она купила у Оскара Уайльда пьесу, которую он ей не предоставил, а теперь она узнала, что я довел эту пьесу до ума, и надеется, что я отдам пьесу ей для постановки. Я ответил ей, что Оскар не написал ни единого слова в моей пьесе. Она написала еще одно письмо, сообщила, что заплатила 100 фунтов за сценарий пьесы, и спросила, не могу ли я встретиться в связи с этим с мистером Кирлом Белью. Я встречался с ними обоими дюжину раз, но мы так ничего и не решили.
Пока продолжались эти переговоры, на авансцену вышли новые претенденты. Хорес Седжер, как оказалось, купил тот же сценарий пьесы, а затем выяснилось, что Три и Александер, и Ада Риган - все они заплатили за эту привилегию. Когда я написал Оскару письмо, выражая удивление по этому поводу, он спокойно ответил, что пытается продать эту пьесу французским театральным менеджерам, а потом попытается еще и немецким, если я не буду вмешиваться.
- Ты лишил меня верной прибыли, - таков был аргумент Оскара, - и ты мне должен не больше, чем получишь за эту пьесу, а она наверняка окажется провальной.
