удовольствия, можем мы себе позволить и другие чувственные наслаждения. Если бы он заявил, что его грех - относительно незначителен и столь специфичен, что не может стать соблазном для обычного человека, я не стал бы оспаривать эту точку зрения.
Более того, любовь в ее наивысших проявлениях не зависит от пола и чувственности. Со времен Лютера мы жили в мире центробежного движения, в мире дикого индивидуализма, где все связи любви и привязанности ослабли, а теперь набрало силу центростремительное движение, и мы узнаем, что в течение следующих пятидесяти лет любовь и дружба вернут свои позиции, различные формы привязанности смогут заявлять о себе без страха и стыда. В этом смысле Оскар может считать себя предтечей, а не носителем атавизма или мутации. Вполне возможно, какое-то инстинктивное чувство таилось на переферии его сознания, но он не мог его сформулуровать с помощью слов, это чувство было слишком туманным. Даже в нашем споре Оскар утверждал, что мир становится всё более толерантным, будем надеяться, что это - правда. Терпимость к недостаткам других - первый урок религии Гуманизма.
Конец.
Письмо лорда Альфреда Дугласа Оскару Уайльду, которое я привожу здесь, говорит само за себя и, как мне кажется, устраняет все сомнения касательно характера их отношений. Если бы лорд Альфред Дуглас не отрицал правду и не выдавал себя за покровителя Оскара Уайльда, я ни за что не опублковал бы это письмо, хотя мне его дали для того, чтобы я восстановил истину. Это письмо было написано в промежутке между первым и вторым судебным процессом Оскара. Десять дней спустя Оскара Уайльда приговорили к двум годам тюремного заключения с каторжными работами.
ФРЭНК ХАРРИС.
«ОТЕЛЬ ДЕ ДЕ-МОНД»,
22, Проспект Оперы, 22
ПАРИЖ
Среда, 15 мая 1895 года
Дорогой Оскар,
я только что сюда приехал.
Слишком ужасно быть здесь без тебя, но я надеюсь, что ты присоединишься ко мне на следующей неделе. Дьепп был ужасен во всех смыслах, это - самое угнетающее место в мире, даже Пти-Шаво меня не порадовал, поскольку казино было закрыто. Ко мне тут очень добры - я могу оставаться здесь, сколько захочу, не платя по счету, и это - весьма кстати, поскольку у меня нет ни пенни.
Хозяин гостиницы очень мил и полон сочувствия. Он сразу же спросил о тебе, выразил сожаление и возмущался из-за того, как с тобой поступили. Мне нужно отправить это письмо кэбом на «Гар-дю-Нор», чтобы успеть к отправлению почты - хочу, чтобы ты получил его завтра с первой почтой.
Завтра попытаюсь найти Роберта Шерарда, если он в Париже.
Чарли - со мной, он шлет тебе уверения в нежнейшей любви.
Сегодня утром получил длинное письмо от Мора Эйди о тебе. Не теряй присутствие духа, мой сладчайший любимый. Я думаю о тебе день и ночь, и шлю тебе всю свою любовь.
Всегда твой любящий и преданный мальчик,
БОЗИ»
Это письмо публикуется впервые. Наиболее характерное из писем, которые я получал от Оскара Уайльда после его выхода из тюрьмы. Кажется, оно написано зимой 1897-го года, примерно через восемь месяцев после освобождения Оскара.
«ОТЕЛЬ «НИЦЦА»,
Улица Изящных Искусств,
ПАРИЖ
Дорогой Фрэнк,
Не могу выразить словами, сколь глубоко я тронут твоим письмом — это une vraie poignee de main, дружеское рукопожатие. Я просто жажду увидеться с тобою, возобновить контакт с твоей сильной, здоровой, чудесной личностью.
Не понимаю, что с поэмой («Баллада Рэдингской тюрьмы»): мой издатель говорит, что, поскольку я умолял его это сделать, он послал два первых экземпляра в «Saturday» и «Chronicle». Кроме того, он говорит, что написал тебе, попросил разрешения опубликовать подписанную статью.
Полагаю, издателям доверять нельзя. Они только и ищут, где бы что урвать. Надеюсь, появится какое-то уведомление, поскольку твоя газета, или, скорее, ты - огромная сила в Лондоне, и когда ты говоришь, люди тебя слушают.
Конечно, я чувствую, что поэма - слишком автобиографична, и подлинный опыт - это нечто чуждое, это никогда никого не трогает. Но поэма - это вырвавшийся у меня крик боли, вопль Марсия, а не песнь Аполлона. Но есть в ней и кое-что хорошее. Я чувствую, что создал сонет из тюремной баланды, а это - уже что-то.
Когда вернешься из Монте-Карло, пожалуйста, сообщи мне. Очень хочу с тобой пообедать.
Что касается комедии, дорогой Фрэнк, меня покинула движущая сила жизни и искусства —la joie de vivre, радость жизни, и это ужасно. Страсти и удовольствия остались, а радость жизни ушла. Я гибну, морг раскрывает пасть. Я хожу туда смотреть на свой цинковый одр. В конце концов, я прожил прекрасную жизнь, которая, боюсь, закончена. Но сначала я должен еще раз с тобой пообедать.
Навеки твой,
ОСКАР УАЙЛЬД»