том числе - пять дам в глубоком трауре. Я заказал только три экипажа, поскольку не рассылал официальные уведомления - мне хотелось, чтобы похороны прошли тихо. В первом экипаже ехал отец Катберт с причетником, во втором - Альфред Дуглас, Тернер, хозяин гостиницы и я. В третьем - мадам Стюарт Меррилл, Поль Фор, Анри Дэвре и Пьер Луис. За нами ехал кэб с людьми, которых я не знаю. Поездка заняла полтора часа, могила находится на Баньо, временный участок зарегистрирован на мое имя - когда смогу, куплю участок на Пер-Лашез по своему выбору. Я еще не решил, что делать, не придумал, какой поставить памятник. Всего прислали двадцать пять венков, некоторые - анонимно. Хозяин гостиницы доставил вычурный венок из жемчуга с надписью «A mon locataire» - «Моему жильцу», аналогичный венок был от «Администрации гостиницы», остальные двадцать два были, конечно, из живых цветов. Венки привезли от Альфреда Дугласа, Мора Эйди, Реджинальда Тернера, мисс Шустер, Артура Клифтона, редакции «Mercure de France», Луиса Уилкинсона, Гарольда Меллора, мистера и миссис Тексейра де Маттос, Мориса Жильбера и доктора Такера. В изголовье гроба я положил лавровый венок с надписью «В знак уважения к его литературным достижениям и выдающемуся таланту». К внутренней стороне венка я привязал ленту с именами людей, которые были добры к Оскару во время или после его тюремного заключения: «Артур Хамфрис, Макс Бирбом, Артур Клифтон, Рикеттс, Шеннон, Кондер, Ротенштайн, Дэл Янг, миссис Леверсон, Мор Эйди, Альфред Дуглас, Реджинальд Тернер, Фрэнк Харрис, Луис Уилкинсон, Меллор, мисс Шустер, Роуленд Стронг», и, по особой просьбе, друг, пожелавший остаться под инициалами «C.B.».
Сложно переоценить великодушие, гуманность и щедрость Джона Дюпуарье, хозяина отеля «Эльзас». Перед моим отъездом из Парижа Оскар сказал мне, что задолжал ему свыше 190 фунтов. С того дня, как Оскар слёг, Дюпуарье не обмолвился об этом ни словом. Он упомянул об этом лишь после смерти Оскара, и тогда я начал решать этот вопрос. Он присутствовал при операции Оскара, лично проведывал его каждое утро. Он платил за самое необходимое и за излишества, которые заказывал врач или Оскар, из своего кармана. Надеюсь, ... или ... постараются выплатить ему оставшуюся сумму долга. Доктору Такеру тоже еще много должны. Он был невероятно добр и внимателен, хотя, думаю, абсолютно неверно определил болезнь Оскара.
Реджи Тернер пережил самые тяжелые времена - на него свалилась ужасная неопределенность и огромная ответственность, масштабы которой он сначала не осознавал. Тех, кто любил Оскара, всегда будет радовать мысль о том, что такой человек, как Реджи, находился возле него, когда он еще мог говорить, был восприимчив к доброте и вниманию...
РОБЕРТ РОСС».
КРИТИКА
РОБЕРТА РОССА
Том I, стр. 80, строка 3. Справедливость вашего утверждения, содержащегося в данном параграфе, вызывает у меня большие сомнения. Уайльд, будучи студентом, слишком хорошо изучил древних греков, чтобы узнать что-то об искусстве спора от Уистлера. Несомненно, Уистлер спорил намного более бойко и обладал врожденным талантом к остроумным ответам, но когда Уайльд вступал в спор со своими критиками, независимо от того, одержал ли он верх, он никогда не заимствовал метод Уистлера. Ср. его спор с Хенли о романе «Дориан Грей».
Далее: как бы вы ни относились к Рескину, Уайльд узнал очень много об истории и философии искусства именно от него. Он научился у Пейтера намного большему, чем у Уистлера, он тесно дружил с Берн-Джонсом задолго до того, как познакомился с Уистлером. Я вполне согласен с вашим замечанием о том, что Оскар «не находил удовольствия в конфликтах», и, несомненно, он знал очень мало или вовсе ничего не знал о технике искусства в смысле, который вкладывают в это понятие современные эксперты.
[В мире никогда не существовало более выдающегося мастера споров, чем Уистлер, и я думаю, что Уайльд позаимствовал у него методику наслаждения противоречиями. Второе утверждение Роберта Росса довольно спорно. Шоу согласен со мной, что Уайльд толком не разбирался в музыке, живописи, истории или так называемой философии искусства, благодаря которой человек становится знатоком современных мастеров. Ф. Х.]
Стр. 94. Последняя строка. Вместо «Счастливая свеча» следует читать «Счастливая лампа». Это был период, когда в центр обеденного стола ставили масляную лампу, как раз перед повсеместным внедрением электричества. Заменив ее на слово «свеча», вы утратили колорит того времени. Ср. рисунки Дюморье в журнале «Punch», на которых изображены обеды.
Стр. 115. Рискну предположить, что вам следует заметить вот что: Уайльд в конце своего рассказа «Портрет г-на У. Х» со всей определенностью заявляет, что вся эта теория - чушь. Этот рассказ всегда казался мне полусатирой на комментарии к произведениям Шекспира. Помню, однажды Уайльд сказал мне, что в следующей книге развернется дискуссия о том, безумны комментаторы «Гамлета» или только притворяются. Думаю, вы слишком серьезно отнеслись к фантазии Уайльда, но я не оспариваю справедливость вашего утверждения. Меня немного удивляет торжественное заявление на странице 116 - вы говорите, что «вся эта теория абсолютно ошибочна», но вы абсолютно правы, утверждая, что этот рассказ причинил Уайльду большой вред. [Кажется, Росс не понимает, что, если теория была абсолютно фантастической, публику можно простить за то, что она осудила Оскара за вольное обращение с такой темой. На самом деле я помню, как Оскар защищал эту теорию в разговоре со мной абсолютно серьезно, именно поэтому я высказал свое мнение об этом. Ф. Х.]
Стр. 142, строка 19. Перед занавесом Уайльд произнес слова: «Мне чрезвычайно понравился этот вечер».
[Кажется, я помню, что Уайльд это сказал. Я сделал запись через день или два после того, как Оскар еще раз разыграл эту сцену, и, вероятно, расширил его высказывание. Это кажется мне наиболее вероятным. Ф. Х.]
Том II., стр. 357, строка 3. Майор Нельсон был начальником Рэдингской тюрьмы. Он был одним из самых очаровательных людей, которых я встречал в своей жизни. Мне кажется, его немного обидела «Баллада Рэдингской тюрьмы» - он считал, что в поэме Оскар изгобразил его, хотя в то время, когда казнили солдата, начальником тюрьмы был майор Айзексон. Уайльд послал Нельсону экземпляры изданий своих пьес «Идеальный муж» и «Как важно быть серьезным», которые, как вы помните, вышли после его освобождения, и Нельсону они очень понравились. Он уже умер.
[Когда майор Айзексон был начальником тюрьмы, он хвастался мне, что выбьет дурь из головы Уайльда. Мне он показался почти нелюдем. После моего отчета Айзексона сняли с должности, вместо него назначили Нельсона. Нельсон был
