Ох, до чего же век твой долог, кремлевской банды идеолог - глава ее фактический, вампир коммунистический.
Поэт еще раз упомянул в своем творчестве М. Суслова, написав «в стол» стихотворение «На смерть главного идеолога». Оно начинается словами «В Кремле преставился палач.,,». Опубликовано в посмертном сборнике Ал. Соболева «Бухенвальдский набат. Строки-арестанты», 1996 г. Стихотворение - достоверный вклад в историю советского народа в период его зомбирования. Этому посвящено и одно из сатирических стихотворений - «Первомайское», также пролежавшее два с лишним десятилетия «в столе».
Прошу не забывать: все, о чем я пишу, происходило параллельно или на фоне, как хотите, стойкой ко времени славы «Бухенвальдского набата».
Возвращаюсь к «Первомайскому». Такое стихотворение мог написать только поэт-гражданин, которому горько и больно за народ своей страны. Я говорила выше: поголовное большинство советских граждан, одураченных «комагитпропом», приучилось, вот здесь уж точно здравому смыслу вопреки, считать свое, по сути рабское, положение единственно достойным и подходящим видом пребывания на планете. Непрестанным науськиванием их приучили ненавидеть капиталистов вообще, а американских особенно. Беспросветно нищие советские люди даже жалели «угнетенных» - с подачи советской пропаганды - в странах капитала. В определенные «верхами», узаконенные красные дни календаря на бескрайних просторах СССР повсеместно можно было наблюдать массовые проявления... довольства, словно наркотической, предписанной «сверху» радости. Этому непостижимому рассудком явлению советской действительности и посвящено сатирическое стихотворение Ал. Соболева «Первомайское». Задумка его относится к началу 70-х годов. Помню, мы выехали «на дачу» в Озёры накануне 1 Мая. В день первомайского праздника Александр Владимирович, вообще-то не почитатель спущенных «сверху» праздников, захотел вдруг посмотреть на озёрскую праздничную демонстрацию. Мы прошли на главную улицу города - конечно, улицу Ленина - и остановились на тротуаре. Мимо нас, как полагалось, с лозунгами, транспарантами, портретами вождей - из Кремля, - со знаменами и бумажными цветами двигалась очень длинная колонна демонстрантов. Из репродукторов доносились песни, играл оркестр...
В тот момент, когда часть колонны текстильщиков (в Озёрах - большой текстильный комбинат) почти поравнялась с нами, заиграл шедший с колонной гармонист. И почти сразу в просвет между рядами шагающих выскочила вдруг маленькая, средних лет женщина и стала, приплясывая и кружась, выкрикивать какую-то частушку. Она. естественно, привлекла к себе наше внимание. Из-под вылинявшей косынки на ее разгоряченное лицо выбились слипшиеся от пота пряди волос, лицо было искажено странной гримасой: смесь жалкой улыбки... нет, наверно, я не сумею описать взаимоисключающие сочетания чувств: и отчаянной удали, и вроде бы вызова всему, и явного, неуместного здесь подавляемого страха... Показалось, что у нее вот-вот начнется истерика — мешанина вымученного смеха и плача!..
Мне стало не по себе. Взглянула на Александра Владимировича. Он не отрывал глаз от лица истошно «веселящейся» женщины, и взгляд его тоже отражал целую гамму чувств: сострадание, боль, жалость, тревогу... Видно, и он ждал какого-то срыва... Она миновала нас, все еще что-то крича, скорее, чем я написала эти строки. Но впечатление оставила острое, сильное, словно удар, жуткое... Может быть, так сплясал бы развеселую «барыню» обезумевший у обрыва жизни?.. Так подумалось.
Потребовалось время, чтобы событие «отстоялось» в памяти и сознании поэта, обрело название, воплотилось в стихи. Что это произойдет, я не сомневалась: слишком уж велика была концентрация чувств в этом зрелище - травма и метина для сердца поэта. А его зрячие глаза?!
...Это произошло в один из первомайских праздников, ближе к концу 70-х годов (точную дату я не запомнила, а Александр Владимирович не пометил рукопись датой). Внезапно похолодало, с неба посыпались крупные хлопья мокрого снега. А на экране телевизора улыбающиеся, веселые демонстранты шагали празднично украшенными колоннами по Красной площади...
Мне показалось, что Александр Владимирович всего на несколько минут покинул комнату, где стоял телевизор, и скоро вернулся. В руках держал лист бумаги с колонкой стихов. Стихотворение буквально «вылилось» за несколько минут. Сработал по обыкновению эмоциональный толчок.
Что такое 70-е годы в истории нашей страны - известно, причин для всеобщей радости было, прямо сказать, маловато, Но телевизор показывал,
как шагают бодро демонстранты!
Сколько улыбающихся лиц: ликованью - просто нет границ!
Люди лихо пляшут и поют.
словно бы трансляция из рая - телеоператоры в раю праздник Благоденствия снимают.
А в раю, как и положено, поводов для всеобщего праздничного настроения, духовного подъема - хоть отбавляй!
В ясном небе - реют кумачи!
То есть, что я?! Флаги голубые!
На деревьях зреют куличи, в чистых реках - вина золотые...
Ешь и пей, лежи себе под кущами.
ни тебе войны, и ни солдат, каждый человек - друг другу брат.
На трибуне мраморной святые принимают шествие-парад.
В честь «святых отцов» кричат: «За здравие!» Над Москвой летит снежинок пух.
Ну и пусть!
Свобода! Равноправие!
Что - владыка главный, что - пастух!..
Ни тебе ворья и ни жулья, ни бюрократической саркомы, а уж что касается жилья - у любого райские хоромы!
В самый раз - веселие и смех и, конечно, озорная шутка!
Что это - наваждение, сон?! Необъяснимый, убийственный контраст страшной реальности тюремного режима, царящего в обществе!..
Праздник Первомай. А с неба - снег!.. Непонятно...
И чудно...
И жутко...
Веселиться, когда то угодно поработителям!.. «Непонятно... и чудно... и жутко!..» Еще более страшно, когда живущие в рабстве выказывают коллективную готовность скорбеть по указке, оплакивать своих умерших угнетателей. Горький сарказм в стихотворении «На смерть главного идеолога». Суслова.
...в толпе - о диво! - вижу плач и слышу скорбный стон оркестра.
И течет людской поток «отдать последний долг...» «оплакать тяжкую утрату...» До какой же степени самоунижения дошел народ? Или доведен?!
«.. .Эх, - восклицаю я с тоской, - чего ж ты стоишь, род людской?!»
Запись в рабочей тетради Ал. Соболева: «В стаде, которое гонит бич, редко кто обнаруживает себя человеком» (А. Лажечников).
«Первомайское» увидело свет только в 1996 г. Нестареющая правда...
За десять лет - с 1967 по 1977 г. - в серии «Библиотека “Крокодила”» вышли в свет сатирические сборнички-брошюры Ал. Соболева - «Бритый Ёж» (в одноименной басне, включенной в эту книжечку, говорилось о Еже, которого из-за его колючего поведения гнали со всех работ. По совету старого Филина Ёж побрился...), «Отчего плакали лошади» (по названию фельетона о лошадях, оплакивающих у чайной своего возницу), «Веселый вояж» (так назывался один из семи фельетонов Ал. Соболева, опубликованных в «Правде» за пять лет).
