Вот почему моя замолкла лира, лишь гневно прорывается сатира, как обличенье,
источая яд.
«Нет покоя и в помине...» Отвергая обывательские доводы в защиту личного благополучия, он готов сражаться с «тысячеглавым Злом», терзающим страну. И, конечно, понимает, что для успеха битвы нужно, в числе прочего, сделать им созданное достоянием самой широкой читательской и слушательской аудитории.
Скажу горькую правду: всей сатире Ал. Соболева уготована была дорога «в стол». Но судьба проявила вдруг к нему свою милость и щедрость: повстречался ему нежданно-негаданно человек, о котором постараюсь сказать все доброе и хорошее, что знаю. И оставшееся в памяти, надеюсь, даст мне возможность нарисовать образ порядочного, симпатичного Ал. Соболеву и симпатизирующего ему, как ни странно, работника идеологического фронта. Я намерена поведать об отношениях, сложившихся между Ал. Соболевым и главным редактором журнала «Крокодил» Мануилом Григорьевичем Семёновым.
Для того чтобы стало понятным то, что хочу о нем рассказать, начну с малого, но очень существенного: М.Г.Семёнов был одним из тех немногих номенклатурных работников, которые разрешали себе «сметь свое суждение иметь». В тоталитарном государстве, да еще для номенклатурного работника высокого ранга - качество редкое, жизнь ему всячески усложняющее. Я не знала его лично. Поэтому в суждениях о нем обязана быть очень осторожной. О том, что он не был послушным и тихим исполнителем «верховных» приказов, говорят некоторые из запомнившихся мне публикаций в «Крокодиле». Он, помню, в нескольких номерах, на разворотах рассказал о системе круговой поруки среди руководящих товарищей с партбилетами. Фельетон назывался «Пробковый пояс». Вовсе не смешной, без зубоскальства и хохмочек, скорее разоблачительный и злой фельетон о ловком мошеннике-воре, который сумел сделать себя «непотопляемым» для правоохранительных органов наглым и простым способом: взятками в виде подарков и разных приношений он фактически обезоружил тех, кто должен был схватить его за руку и посадить на скамью подсудимых. Он придумал для каждого обеззубленного руководителя районного и областного масштаба название «пробка». Нанизывая такие пробки на существующий только в его воображении пояс, он в конце концов констатировал: «пробки», образовывавшие пояс, сделали его непотопляемым, т.е. неуязвимым. Одураченные им начальники вынуждены были помалкивать, глядя на его вовсе не мелкие преступления, в основном хищения с целью наживы. Уверена, не мы одни следили за развитием этой уголовной истории. Эпизоды, факты, приемы жулика, живописные образы «пробок» на поясе проходимца раскрывали глубину и ширину почти беспредельных возможностей для паразитизма при круговой поруке и безответственности лиц с партбилетами.
Мы ждали, что махинатор получит большой срок заключения. «Пробки», как пробки, вылетят со своих номенклатурных постов. Громкое дело!.. Да простит Бог нам глупость и наивность, неистребимую веру в силу Правды. Очевидно, партия обратила наконец внимание на выход «Крокодила» из-под ее контроля за рамки дозволенного. Нет, журнал не закрыли. Не знаю, «поправили» ли (любимое слово партии) хватившего через край М.Г. Семёнова. Но финал фельетона «Пробковый пояс» с продолжением был нелепым и неожиданным: коллективное воровство и взяточничество из фельетона будто корова слизнула. Местные судебные органы приняли к рассмотрению несколько отдельных «мелких» дел. Настолько все измельчало, что зачинатель и «сочинитель» «пробкового пояса» был увиден судом всего-то мелким мошенником и получил полтора года наказания в обычных лагерях. А более десятка «пробок» - номенклатурных работников - отделались какими-то взысканиями по партийной линии. И жизнь на необъятных просторах Руси потекла по-прежнему тихо, плавно и безбурно, что требовалось и удалось доказать...
Не похоже лишь на «пожелтевшие листочки» и «засохшие веточки».,.
Еще меньше походил на атрибуты ходовой советской сатиры фельетон в «Крокодиле», названия которого не помню. Да дело не в названии. Содержание фельетона было жуткое. В одном из сибирских городков после войны был образован интернат или госпиталь для жертв войны. У Верещагина есть широко известная картина «Апофеоз войны» - гора человеческих черепов. А как можно было назвать людей, которым во время боевых действий оторвало руки и ноги?.. Жестоко, но метко народ называл таких инвалидов «самоварами». Туловище и голова. Полностью беспомощный, живой, живой, живой человек!.. Может быть, с небольшим сроком пребывания на этом свете, но живой!!! И нуждающийся в полном уходе, обслуживании, как беспомощный младенец, - и покорми, и помой, и, такова правда, пелёнки смени. «Крокодил» рассказал о том, что командовали в этом учреждении пьяницы-бабы и пьяницы-мужики, глумившиеся над героями войны... Прогреметь набатом об этом кошмаре следовало не в «Крокодиле», а со страниц той же «Правды»! Да где уж! Ради чего портить благостную картину всеобщего рая?! Какие «самовары»?.. Подальше их, вглубь, на свалку! Вот и сорвал Мануил Григорьевич маску с компартийной образины, изъеденной проказой равнодушия и бесчеловечности.
Мог бы этого не делать? Да запросто, если бы в нем не жил Человек. Честь и хвала тем, кто вслух и громко заявлял о своем неприятии тоталитарного режима. Светлая память и поклон редактору «Крокодила», ненавидевшему режим молча, наносившему ему удары без оповещений через западные «голоса».
Несправедливо и обидно, что ныне о нем никогда не вспоминают.
Они встретились с Ал. Соболевым, когда еще не появился «Бухенвальдский набат». Всего-то член профкома литераторов при издательстве «Советский писатель», Ал. Соболев предложил М.Г. Семёнову, работавшему тогда, в конце 50-х, в «Известиях», фельетон на злобу дня. М.Г. не стал справляться о наличии у нового для него автора билета ССП, а взял и напечатал фельетон. Он и не знал, конечно, что поддержал Ал. Соболева и материально и морально. Спустя месяц новый автор явился к Семёнову с новым фельетоном.
И снова - публикация!
Их ненадолго «развели» два события: М.Г. Семёнову поручили возглавить «Крокодил», а Ал. Соболев стал автором «Бухенвальдского набата».
Пастернак говорил как-то о смелости автора, но не в кабинете редактора, а за письменным столом, перед листом чистой бумаги. Такой смелости Ал. Соболеву занимать нужды не было. Страх никогда не стоял за его спиной, подбивая «сгладить», «смягчить», «скруглить», в конечном счете сверять все с «курсом» власти.
...Он положил на стол М.Г. Семёнова фельетон в стихах «Семейный суд». О воровстве. Тема была ненова, но постановка вопроса необычна. Фельетон называл членов семьи вора-ответработника его сообщниками, использующими краденые деньги для удовлетворения далеких от скромности личных потребностей, для жизни «не по средствам», И все это вызывающе бесстыдно, у всех на виду. И главное... безнаказанно.
