Не мог же он, в самом деле, покаяться в том, что сознательно скрыл от старшего брата наказ классного руководителя шестого «А». Как объяснить Юрке, что без него тут ему, Борису то есть, будет тоскливо и скучно. Нет, вслух говорить такие вещи не позволяет мужская гордость.
— Я тебе еще посчитаю ребра! — погрозил Юрка.
— Ладно, проходи стороной. Перебьешься,— чувствуя себя вне досягаемости, издевался Борис.
— Так тебя ждать? — торопил Петров.
— Спрашиваешь!
Юра быстренько нашел мой старый солдатский вещмешок.
— Мам, собери что-нибудь в дорогу.
— Надолго вы уехали-то туда, Валюшка? — обеспокоилась мама.
— Недели на три. Как справимся. Только вы, теть Ань, ничего не собирайте, нас там хорошо кормят. И мясо есть, и молоко, и яйца. А вчера председатель белого хлеба привез и меду. За то, что стараемся, сказал. А мы его вареньем угостили. Девчонки ягод набрали, а Ираида Дмитриевна варенье наварила.
Ираида Дмитриевна Троицкая, депутат Верховного Совета СССР, была завучем школы.
Юра слушал рассказ товарища, и щеки его горели ярким румянцем.
— Видишь, сынок, и собирать, выходит, нечего. Прокормят вас там.
Мама нерешительно вертела мешок в руках.
— Мы даже молодую картошку ели. Вот! — не унимался Петров.
Эта картошка доконала Юру.
— Собирай, мам, что есть. Тот хлеб, который они едят, я еще не заработал.
Валька, сообразив, что перехватил через край, вдруг весело рассмеялся:
— Чокнутый ты, Юрка. Будешь, значит, сидеть в стороне и из своего мешка в одиночку есть? Ты уж лучше книги с собой забери, какие найдешь, да одеяло не забудь.
Юра тоже рассмеялся, упрямство его и в самом деле было нелепым.
— Ладно, книги так книги. Ни одной дома не оставлю.
Вскоре он был готов в дорогу. С вещмешком на спине, напевая «Дан приказ ему на запад...», стал прощаться.
— Веди себя поаккуратней, сынок,— говорила мама.
— Не волнуйся, мама, все будет хорошо. Я знаешь как буду работать — за все время наверстаю.
— Ну, иди уж, хвастунишка,— поцеловала его она.
И опять заскрипела калитка.
Борька стоял у дороги и тоскливо смотрел вслед двум товарищам до тех пор, пока они не скрылись из виду.
Небо, высокое и безоблачное, плотно, как пшеничный колос зерном, крупными звездами набито. По стерне выкошенных лугов катятся мягко мерцающие лунные ручейки.
Мальчишки недавно выкупались в реке, поужинали и теперь привычно расселись у костра.
— Сегодня я расскажу вам одну старинную и прекрасную легенду — легенду о крыльях Икара. Она родилась в Древней Греции, и человечество пронесло ее в своей памяти через многие столетия, через войны и распри, через стихийные бедствия и лишения.
Голос у Беспалова глуховат и внешне бесстрастен, но ребята, затаив дыхание, слушают прекрасную сказку, боясь пропустить в ней хотя бы слово. Языки пламени жадно поедают сушняк, раскачиваются из стороны в сторону, а зачарованным ребятам кажется, что это и не пламя, а крылья, сотворенные искусными руками мудрого Дедала.
— «Остановись, дерзкий безумец! — крикнул отец сыну.— Солнце испепелит тебя».— «Пусть. Я лечу к солнцу!» — захлебываясь высотой, ответил Икар. Жаркие лучи светила коснулись его восковых крыльев...
— Он сгорел? — испуганно и с надеждой, что она ошибается, перебила учителя Тоня Дурасова.
На нее зашикали.
— Солнце растопило крылья, и Икар упал в море,— ответил Лев Михайлович.— У этой легенды, ребята, печальный конец, но у нее возвышенное и очень светлое содержание. Человек должен идти к своей мечте так же упрямо, как Икар шел к солнцу. Подумайте об этом.
Они еще долго сидели у костра, сидели и молчали, боясь нечаянным словом убить сказку.
А потом Лев Михайлович скомандовал: «Отбой», и все послушно разошлись по постелям, а постелями служило мальчишкам пряно пахнущее свежее сено, прикрытое одеялами. Лежали рядом. Спать еще никому не хотелось. Валялись на сене, подложив руки под головы, смотрели в звездное небо.
Первым нарушил тишину Женя Васильев.
— Когда я вырасту большой, я, наверно, моряком стану. В Африку поеду, в Индию...
— Моряки не ездят, а плавают,— не без ехидства поправил его Валя Петров.
— Все равно.
— Ты же еще вчера в летчики хотел, как Лев Михайлович. Быстро передумал.
— Моряком быть не хуже, чем летчиком. Правда, Гагара? Ты чего молчишь?
— Правда, только...
— Чего только?
— Отстань!
— Не тронь его, Женька, он нынче нервный.
Юрка поднялся, руками обхватил колени, опустил на них голову.
— Только плохо мне, ребята. Отец вон говорит, кончай скорей семилетку, плотничать со мной пойдешь.
Женька присвистнул:
— Па-адумаешь... Я на твоем месте из дома удрал бы.
— Удрал один такой... С милицией разыщут и назад вернут. Вся беда в том, что мы несовершеннолетние,— возразил Валька.
— Чудной ты, Валька. Сейчас не старое время. Взять да залиться куда-нибудь на Камчатку. Или в тайгу... Ни одна милиция не сыщет,— настаивал Женька.
— Сыщет,— проговорил Валька.
— Давайте лучше спать.— Юра вытянулся на траве, повернулся на бок.
— Не толкайся, Гагара,— шепотом попросил Женька.— Спи.
— Не спится. Думаю...
— О чем?
— Так. Ты мне не мешай, пожалуйста.
Последний вечер сгорел в пламени костра, последний стог свершили колхозники с помощью ребят.
В поле приехал председатель.
— Спасибо вам, дорогие наши помощники,— сказал он и низко, по старому русскому обычаю, поклонился ребятам.— Ждем вас на будущее лето. Приезжайте.
— Приедем.
— Мы и концерт для вас приготовим.
— Вы только из других школ никого не приглашайте.
— Договорились,— улыбнулся председатель и крепко пожал руку Беспалову.— Хороший они у вас народец, веселый, дружный.
Ребята подтягивали лямки рюкзаков, возбужденно переговаривались. Они шумно и решительно отказались от машины — надумали добираться до города пешком. Что там ни говори, а целый месяц провели они в лугах, и было как-то грустно так вот, сразу, проститься со всем этим раздольем.
— Пошли,— скомандовал Беспалов.— Гагарин, в строй.
— Сейчас, Лев Михайлович.
Юра подбежал к председателю, который одиноко стоял в стороне.
— Старый знакомый,— улыбнулся председатель.— Это ведь ты надумал операцию «Баян»?
— Вы не сердитесь на меня,— сказал Юра, глядя прямо ему в глаза.— Ребята обещали приехать на будущий год. А я, наверно, не смогу.
— Что ж, не понравилось у нас? — обиделся председатель.
