что не стоит докладывать так громко, и опустился на пододвинутый стул. Его сопровождали генералы — начальники оперативных управлений ГРУ Борис Вилков и Константин Ткаченко, а также руководитель радиоразведки Петр Шмырев.
— Что ж, давайте, рассказывайте, — произнес Ивашутин.
Докладывал у стола с картами полковник Халиков. Потом начальник ГРУ захотел поговорить с офицерами.
«Помнится, я приглашал их по одному, Петриченко, Молчанова, Галкина, Жанбатырова, Острогина, — вспоминал Пешков. — Сейчас просто скучно рассказывать, о чем они беседовали. Петр Иванович дотошно и нудно, по-стариковски, прощупывал степень готовности ребят к боевой работе. Они были напряжены, но держались. В целом, все прошло нормально».
После отъезда начальства в их палатке появился ценный, как принято сейчас говорить, артефакт. Капитан Афиногенов на обратной стороне стула написал фломастером: «На этом стуле 25 февраля 1980 года сидел генерал армии Ивашутин Петр Иванович».
* * *
Заканчивался февраль. В последний день месяца Пешков вместе с бойцами отдельной роты спецназа выехал на аэродром. Из района операции в Кунаре сообщили, что взят в плен крупный руководитель мятежных отрядов по кличке Волк.
Евгению Алексеевичу было приказано разместить моджахеда и провести допрос. Судя по всему, Волк знал многое и в своей провинции и на сопредельной территории Пакистана. Словом, подполковнику предстояло впервые столкнуться лицом к лицу с реальным противником. Не в телеграммах и шифровках, а напрямую.
Когда вертолет Ми-8 сел и выключил двигатели, из него вывели маленького, худенького, с острым горбатым носом и затравленными глазами, пленника. На нем была какая-то грязная накидка, на ногах резиновые калоши на босу ногу. Евгений Алексеевич поначалу даже растерялся: и это крупный главарь моджахедов?! И тогда, право же показалось, что уж этого заморыша они расколют на два щелчка. Тем более что Волк был для них очень ценен. Его офицеры в разных районах Афганистана только разворачивали оперативную работу, а командование уже требовало развединформацию. Вот она, эта ценная развединформация, стоит перед ним в калошах на босу ногу и затравленно озирается.
Разместили Волка в небольшой сторожке, невдалеке от дворца Амина. Она была с десяток квадратных метров площадью, с крепкой дверью и одним окном. Там поставили солдатскую кровать с матрацем и подушкой, принесли небольшой стол и два стула. Организовали круглосуточную охрану и питание пленного.
На ночь Волка оставили в покое, а утром Пешков начал допрос. Он заранее продумал вопросы и стал задавать их. Волк молчал.
Пешков перекурил и принялся снова. Пленник испуганно смотрел на него и не произнес ни слова. Прошел час, другой…
Охранник у дверей предложил свои услуги. «Товарищ подполковник, разрешите поговорить. Через полчаса все скажет». Пешков не разрешил.
Вечером он взял с собой переводчика. Толку никакого. Ночью пришла идея поговорить с Волком на пушту. Может он и вправду фарси не знает? Ерунда, конечно, но все-таки.
Утром стало ясно, что пушту тут ни при чем. Все, что удалось выжать, это два слова: «Пехавар, Пехавар».
Вечером во время допроса к ним в сторожку заглянул командир разведпункта.
— Ну, что говорит? — спросил он.
— Ничего не говорит. Молчит вторые сутки.
— Вы просто разговаривать с ним не умеете, — усмехнулся Халиков. — Я сам допрошу.
Пешков уступил ему стул. Полковник местный язык знал неплохо. Начал спокойно, даже дружелюбно. Однако дружелюбие вскоре начало таять. Улыбка исчезла, и в глазах полковника появился металлический блеск.
«Пленник жестами попросил пить, — вспоминал Пешков. — Ему передали кружку. Он жадно приник к ней. В следующий момент командир резким ударом выбил кружку. Пленник без звука скатился со стула и забился, как затравленное животное, в угол».
Некоторое время в сторожке было тихо.
— Все, представление окончено. Поехали, — сказал Халиков, и все потянулись к своим машинам».
Утром пришел командир взвода бойцов, которые охраняли Волка. Ночью тот попытался совершить побег и был застрелен.
Вот такая непростая история. С Волками им предстояло теперь воевать.
Впрочем, война уже шла. Разведотдел, штаб армии нуждался в развединформации. Каждая группа в соответствии с программой связи, не менее двух раз в сутки, должна была докладывать об обстановке в своей зоне. Доклады делились на разведывательные, информационные и организационные. Но, чтобы выдавать такие доклады, нужна агентурная сеть… Агенты… Вечная головная боль офицеров разведки.
Помнится, приехал он в 1968 году в Баку на разведпункт. Вроде бы и академию к тому времени окончил, и в разведцентре в Тбилиси поработал, кое-какой опыт приобрел, но Баку место новое, связей, знакомств никаких. В общем, оказался совсем на мели. А начальство требует. Первое время он был просто в панике.
Но, к счастью, мир не без добрых людей. На помощь пришел коллега, старший товарищ Александр Борисович Дрознин. Он начинал службу еще во время войны, в 1941 году, в составе советских частей, введенных в Афганистан. Персидский язык знал в совершенстве.
Как-то увидев Пешкова грустным и расстроенным, сочувственно спросил:
— Что, сынок, невесел, чего голову повесил?
Запираться было глупо, и Евгений во всем признался.
— А ты не падай духом! Пойдем-ка ко мне.
Он завел Пешкова в кабинет, вынул из сейфа потертую рабочую тетрадь и начал листать страницы.
— Ага! — сказал он радостно. — Этот, кажется, тебе подойдет. Записывай. Люфти, так его зовут. Он иранский азербайджанец из Тибриза. По профессии портной. Выпиши все данные и начинай с ним работать. Если что не так, пулей ко мне.
И Евгений стал работать с Люфти. И это оказалась первая серьезная вербовка в Баку.
Люфти был прекрасным портным. Он шил Пешкову сначала один костюм, потом другой. Так они познакомились, и даже подружились. Правда, выводили в Тибриз его агента уже другие, Евгений к тому времени уже уехал в Москву, в адъюнктуру своей родной Военно-дипломатической академии. Но хорошо сделанная работа ему запомнилась. Впрочем, она запомнилась и начальству Пешкова. Иначе, кто бы его рекомендовал в адъюнктуру?
Так что Пешков прекрасно понимал, что приобретение агентов — тяжелая работа. И потому всегда помогал подчиненным чем мог, как умел. Правда, не все это понимали.
Евгений Алексеевич каждого старшего группы, который прилетал в Кабул из своего района, усаживал рядом с собой, доставал тетрадь и проводил, как говорят пилоты, «разбор полетов», то есть прорабатывал все ошибки и грехи группы. Казалось бы, иначе и быть не могло.
Не учел Пешков только одного: отсюда некоторые улетали начинающими операми, а прилетали героями. Особенно в собственных глазах. Так, что разборы начальника не всем нравились. И он вскоре сам стал свидетелем этого, когда возвращался в свою палатку. Вдруг услышал голос майора Молохова, который прилетел в Кабул из Пули-Хумри.
— Мы там делом занимаемся, — говорил он кому-то из офицеров. — Воюем, между прочим, рискуем. Это вам не бумажки перекладывать.
Последняя фраза явно намекала на него. Евгений Алексеевич
