Ознакомительная версия.
Это было уже совсем не здорово. Поэтому я схватил его за шею и начал колотить о землю. Я бил его головой о тротуар, пока он не отрубился. Я устал и вернулся к своей машине. У меня был канареечно-желтый «Роллс-Ройс Корниш» 1988 года за 350 000 долларов. Я дождался Тома, чтобы тот сел за руль. Когда Том устроился, я сказал ему:
– Поехали, убираемся отсюда.
– Ни в коем случае. Тот сумасшедший ниггер прямо под колесами, – ответил Том.
Я посмотрел наружу – и увидел, что Митч вновь вскочил. Он орал, вопил и колотил в окно. А затем оторвал мое боковое зеркало. Одним движением – пятьдесят штук. Я стал зол, как черт.
Я распахнул дверь, схватил его за голову и нанес удар, которым я завершаю свои бои, – апперкот правой. Бум! Митч взлетел в воздух и, как тряпичная кукла, брякнулся прямо на голову. Тот, кто разбирается в уличных боях, знает, что если ты дважды ударился головой о землю, то первый удар вырубает тебя, а второй приводит в чувство. Митч ударился только один раз, а затем у него изо рта начало сочиться какое-то отвратительное белое дерьмо. Там была большая толпа сутенеров, шлюх и наркоманов, и у всех у них вырвалось: «О-о-о!»
Мне было страшно. Я подумал, что он, действительно, был мертв. Я разбил ему глазницы, сломал нос и несколько ребер, один глаз у него заплыл на пару месяцев. Я, однако, еще не остыл. Слава богу, там было много народа, иначе я бы свернул ему шею и убил бы этого ублюдка. Когда я выпиваю, я не отвечаю за себя.
«Больше мне уже не придется беспокоиться о Митче», – подумал я.
Но я ошибался. Спустя несколько дней у меня было свидание с одной экзотической горячей цыпочкой – последовательницей афроцентризма по имени Египет, или Сомали, или как-то так. Из тех, что носят тюрбан и струящиеся платья. Мы завтракали на веранде кафе, обстановка напоминала обложку альбома «Черный Париж 86». Я выглянул на улицу и увидел здоровенного чувака на десятискоростном велосипеде.
«Это не мог быть Митч Грин, потому что, – подумал про себя, – этот ублюдок – оборотень, и он не может появляться днем». Он уже совсем собирался повернуть за угол, когда оглянулся и поймал мой взгляд. Вот дерьмо! Он развернул этот гребаный велосипед, подъехал и подошел к хозяйке, которая выглядела как Куин Латифа в фильме «Тропическая лихорадка».
– Это Майк Тайсон вон там? – спросил он.
– Да, это Майк Тайсон, – ответила она Митчу.
Затем она крикнула мне: «Эй, чемпион!» – и указала на Митча. Она смотрела на меня, как бы говоря: «Ты справишься с этим».
Зачем она так поступила? Зачем?
Митч бросился к моему столу с криком:
– Ты, сука, пидор! Не думай, что ты надрал мне задницу! Ты исподтишка нанес подлый удар!
– Ну да, я ударил тебя только один раз, при этом я вздрючил тебя как следует, разбил тебе морду, выбил зубы, сломал ребра – и все это, блин, с одного удара?
Мы были готовы продолжить выяснять свои отношения, когда моя подружка, милосердная сестра Египет/Сомали, положила свою руку на мою. На ту, в которой я держал нож для стейка. В то время я не был вегетарианцем.
– Успокойся. Не изображай самого себя, брат. Ты слишком дорог нам. Это все ловушка белого человека. Ты же не хочешь оказаться в клетке белого человека!
Если бы я уже переспал с ней, я бы вскочил и искромсал этого ниггера своим ножом. Но пока еще этого не произошло, поэтому я решил не обострять ситуацию и отвернулся от Митча. Он вернулся к велосипеду и укатил, но об этом случае пошли слухи, и некоторые из моих друзей в районе выследили его задницу и пульнули в нее, чтобы отпугнуть. А у меня больше никогда не было никого из Египта/Сомали.
Наша драка, конечно, получила широкую огласку. На следующий день меня вызвали в суд для рассмотрения дела о «нападении без отягчающих обстоятельств». Кроме того, в результате сильного апперкота я получил трещину в кисти, поэтому мой следующий бой с Бруно пришлось отложить. Пресса тут же набросилась на меня. Сначала они создают тебе рекламу, а затем разносят тебя в пух и прах. Таковы правила игры. Неважно, что это на меня напали и что это мне угрожал чувак, потерявший над собой контроль после «ангельской пыли». Теперь все хотели знать, почему я оказался в Гарлеме в четыре утра. Ковырялись в моем прошлом, пытались накопать дерьмо за те годы, что я жил в Катскилле, сочиняли дикие истории о том, как раньше утаивались эпизоды с проявлением моей жестокости. Даже мой человек в «Ньюсдей», Уолли Мэттью, напечатал все, что он обо мне думает:
– Как абсолютному чемпиону мира в тяжелом весе, миллионеру, выдающемуся спортсмену, который стремится быть образцом для подражания молодежи, особенно неблагополучной чернокожей молодежи, Тайсону следовало бы быть благоразумнее. Это еще одно пятно на его репутации, которое не идет на пользу его и без того не безупречному имиджу.
Жестокий. Чудовищный. Асоциальный. Что далее? Психически больной? Именно это как раз и было нужно Безжалостной-дубль-два. 4 сентября я гостил в Катскилле у Камиллы. Я уже не так часто встречался с Робин и Безжалостной, но время от времени принимал эти чертовы таблетки, которые прописал мне МакКуртис. Камилла была против этого: она считала, что от них я становлюсь вялым и замкнутым. Мне отчасти даже нравилось ощущение вялости, однако она уговаривала меня проконсультироваться у другого, незаинтересованного специалиста. Пока я был там, постоянно названивала Робин: «А почему ты там? Почему ты не с нами?» Ну, и все такое же дерьмо.
– Отъе… сь, я больше не желаю говорить с тобой! Я хочу развестись с тобой. А еще я хотел бы убить себя, – ответил я в конце концов и повесил трубку.
Я был действительно в бешенстве. Я сел в машину, чтобы поехать в город – мне надо было там кое-что забрать. Шел дождь, дорога была вся в грязи. Чтобы добраться до главной дороги, надо было проехать по подъездной около пятидесяти футов[107], преодолев подъем под углом в 10 градусов. Я сел в свой большой «БМВ» и дал газ, но колеса прокручивались в грязи. Я прибавил газа, рванулся с места и направил машину к большому дереву. Я специально хотел въехать в него, чтобы привлечь к себе внимание, но я не был намерен покончить с собой. Я знал, что автомобиль защитит меня. Я ударился головой о руль и, придя в себя, увидел, что Камилла стояла надо мной, хлопая меня по лицу и пытаясь привести меня в чувство искусственным дыханием «рот в рот».
Однако мой спектакль под названием «попытка самоубийства» обернулся против самого меня. Я не хотел ни умирать, ни даже калечить себя. Я хотел только внимания. Я по-прежнему любил Робин и желал, чтобы она почувствовала себя виноватой за ту боль, которую она причинила мне. У меня было мировосприятие очумевшего. Я принял яд и ждал смерти своего врага.
Ознакомительная версия.
