Ознакомительная версия.
Поскольку на некоторое время я потерял сознание, Камилла вызвала «Скорую» и меня доставили в местную больницу Катскилла. Очевидно, кто-то позвонил Робин, потому что, когда я в своей палате поглощал блюда китайской кухни на вынос, которые мне принесли, появилась она и бросилась ко мне в сопровождении съемочных групп и еще одной «Скорой помощи». Она собиралась решить проблему – для пятичасовой программы новостей.
– Видишь, б… дь, до чего ты меня довела? – зарычал я на нее.
По словам врачей, у меня был ушиб грудной клетки и тупая травма головы, поэтому я согласился, чтобы меня перевели в Нью-Йоркскую пресвитерианскую больницу. Робин, конечно же, была рядом с моей каталкой, театрально пытаясь прогнать фотографов, но оставаясь при этом в центре их видоискателей. Когда мы добрались до города, Робин со своей матерью вручили персоналу больнице утвержденный ими список посетителей. В списке были Дональд и Ивана Трамп[108], Говард Рубинштейн[109], знаток общественных отношений, и их адвокаты. Они не были моими друзьями, но мои друзья в любом случае не крутились вокруг, когда я был с Ужасной-дубль-два.
Но у меня был и незваный посетитель. Мое окно было открыто, и я услышал какое-то движение внизу, на тротуаре. Я выглянул – и не поверил, блин, своим глазам. Это был Митч Грин в окружении прессы. Митч снял рубашку и вел бой с тенью, выкрикивая: «Сисели Тайсон – педик! Я надеру ему его гребаную задницу!» Я никак не мог избавиться от этого дурака. Если когда-нибудь где-нибудь и существовал черный парень, похожий на Франкенштейна, чудовище в облике человека, то это должен был быть Митч Грин.
Когда на следующее утро я открыл газету «Дейли ньюз», я понял, почему знаток общественных отношений был включен в утвержденный список посетителей. Там была большая статья некоего автора по имени МакАлари, которого я не знал, он не был из мира бокса. Он писал, что мой случай является серьезной попыткой самоубийства.
«Я собираюсь пойти и убить себя. Я собираюсь пойти и разбить свою машину», – по его утверждению, именно это я сказал Робин. Как явствовало из статьи, неделей ранее я угрожал убить Робин. Приводились цитаты моих безымянных «друзей» о том, что я купил в Катскилле два ружья, чтобы застрелиться. Описывалась опечаленная Гивенс, которая страшно переживала, сидя у моей постели, когда я говорил: «Я ведь предупреждал тебя, что я сделаю это. И как только я выберусь отсюда, я сделаю это снова». МакАлари писал, что женщины умоляли меня пойти к доктору МакКуртису и что «по утверждению источников, МакКуртис хотел положить Тайсона на психиатрическое обследование».
Эврика! Не надо быть воспитанником Гарвардской медицинской школе, чтобы понять: эти две женщины подбирали документально зафиксированные доказательства того, что я неконтролируемый псих. В этом случае мое личное состояние оказалось бы под их контролем.
МакАлари продолжал: все эти годы я был болен и принимал лекарства, но Кас отменил их прием, потому что заботился лишь о результатах моих боев. Это был полная чушь. Согласно МакАлари, только Трамп, Рубинштейн и Парчер, их адвокат, понимали, что мне действительно нужно, и были больше заинтересованы в моем благополучии, чем в результате моего следующего боя. Вся эта дрянь была «слита» в прессу окружением Робин. А эту старую фигню о том, что я знаю, как колотить Робин, не оставляя следов, на свет божий вновь вытащила, судя по всему, Беспощадная. Ну да, я – изощренный черный подонок Фу Манчу[110]. Поэтому предполагается, что я, Железный Майк Тайсон, должен знать, как бить людей, не оставляя следов. При этом вся моя карьера была построена на том, чтобы быть костоломом. По мере прочтения статьи становилось понятно, что на всем этом оставлены отпечатки пальчиков Безжалостной-дубль-два. Подозреваю, это была попытка получить документы о психической жестокости как основании для расторжения брака прежде, чем я подготовлю свои.
МакКуртис продолжал звонить Камилле, призывая ее следить за тем, чтобы я принимал свои лекарства. Спустя несколько дней я вылетел в Москву вместе с Робин, ее матерью и ее пресс-атташе, поскольку там снимались эпизоды ее комедийного шоу. Меня всегда приводила в восхищение история России, поэтому я решил побывать там. Я часто слышал, как Кас и Норман Мейлер говорили о Толстом, так что я стал большим поклонником русской культуры и их профессиональных боксеров.
До своего отъезда мы ответили на вопросы журналистов. Я высмеял историю о попытке самоубийства и сказал:
– Я люблю свою жену, я не подвергаю ее побоям. Я не собираюсь бросать свою жену, и моя жена не собирается бросать меня.
Я был в своем стиле чмошника.
– Никто, абсолютно никто не сможет разрушить наш брак, – сказала Робин. – Я продолжаю состоять в нем. Я люблю Майкла и забочусь о нем. Майкл также слишком любит меня, чтобы убить себя и оставить меня одну.
Да, она продолжала состоять в нем до тех пор, пока получала деньги.
Когда мы вернулись из Москвы, в прессу просочились слухи о том, что я выходил из-под контроля. Мол, я с криками бегал вокруг гостиницы, свисал из окна, угрожая убить себя. Думаю, что все забыли, что мы были в России и что российские менты живо надрали бы мне задницу, если бы я вздумал устроить что-то подобное. Женщины даже попытались было организовать мой арест в России, но это не сработало. Мы находились в холле нашей гостиницы, когда Робин с матерью принялись кричать и просить охранника, чтобы меня арестовали. Он подошел ко мне и сказал:
– Поди сюда. Все это хрень собачья. А эти бабы – просто сучки.
Затем он достал бутылку водки, и мы вместе выпили.
Когда американские журналисты решили проверить факты, изложенные в нелепых историях Робин, они взяли интервью у одного из продюсеров ее шоу, и тот сказал: «Майк в России был безупречен».
Одна из гримерш на шоу сообщила своему приятелю, что рассказы об избиениях Робин были хорошей шуткой:
– Я читаю все газеты, где цитируют слова Робин о том, как сильно он ее бьет и истязает. Я делаю ей макияж, я вижу ее. На этой девушке не было никаких синяков. Я просто не могу понять, как у нее получается выходить сухой из воды.
Спустя несколько дней после того, как мы вернулись из России, Рут и Робин, наконец, затащили меня к доктору МакКуртису. Наслушавшись в течение часа его рассказов о том, насколько я болен, я начал ему верить. По стенам у него были развешаны дипломы об образовании. Если бы я сказал ему, что он дерьмовый боксер, начал бы он со мной спорить? Вот и меня заставили поверить, что я был маниакально-депрессивной личностью. Он вдалбливал это в меня, не останавливаясь. Я ведь знал, что мне всегда было свойственно состояние подавленности, и что иногда у меня появляется перевозбужденность, и что я могу бодрствовать несколько дней подряд. Всю жизнь со мной такое случалось. И меня убедили в необходимости принимать лекарства, а затем выставили меня перед камерами.
Ознакомительная версия.
