Ознакомительная версия.
– Мне принадлежит весь этот дом и все в нем! – стал я кричать. – И я могу поступать со своим имуществом так, как захочу! И если я захочу что-то разбить или сломать, то никто не может помешать мне!
Тут я схватил большое медное декоративное украшение для камина и вышвырнул его через окно рядом с входной дверью. Именно в этот момент позвонил их кореш МакКуртис.
– Вы не хотите поговорить с доктором? – поинтересовался у меня коп.
Я не обратил на него внимания и прошел в соседнюю комнату. Добрый доктор сказал копу, что Робин и ее команда должны покинуть дом, а мне надлежит пройти психиатрическое исследование. Полицейские собрали всех женщин, и они двинулись к подъездной дороге к своей машине, чтобы Робин могла добраться до полицейского участка и подать заявление. Я выскочил на подъездную дорогу и закричал:
– Да пошли вы все, мать вашу! Все вы просто мразь! Убирайтесь из моей собственности и отъе… тесь от меня!
Затем я прыгнул в свой «Роллс-Ройс» и поехал сквозь лесную глушь своей собственности. Я даже не выбирался на дорогу. Мне просто хотелось сбежать от всех них.
На следующий день Робин с матерью улетели в Лос-Анджелес.
Мой приятель Марк Бреленд, боксер, хотел помирить меня с Биллом Кейтоном. Шелли Финкель[111] и Кейтон привлекли его на свою сторону. Они рассказали ему, что я наделал ошибок, и уговорили его переговорить со мной. Когда мы пришли туда, Кейтон заявил о своей обеспокоенности тем, что на меня навесили маниакально-депрессивный ярлык, поэтому он организовал мне прием у доктора Авраама Халперна, начальника отделения психиатрии медицинского центра Нью-Йоркской объединенной больницы в Порт-Честере, одного из ведущих психиатров мира.
Халперн осматривал меня в течение часа. Затем он позвонил Камилле, Стиву Лотту и Биллу Кейтону и переговорил с ними. Он был уверен, что я не страдаю от маниакальной депрессии. Он пытался позвонить Безжалостной-дубль-два, но у нее был отключен телефон. Когда Халперн позвонил МакКуртису, чтобы понять, почему тот поставил мне такой диагноз, МакКуртис дал задний ход. Он заявил, что я был не совсем маниакально-депрессивной личностью в полном смысле этого слова, а просто личностью с расстройством настроения, что он назвал «боксерским синдромом». Это было новое понятие для Фрейда.
Я почувствовал облегчение в связи с тем, что видный психотерапевт избавил меня от подозрений в маниакальной депрессии. Наряду с этим я задал себе вопрос: почему Билл обставил перед Марком встречу со мной как дело особой важности? На самом ему было нечего сказать мне. Я пришел к нему, под предлогом того, что произойдет что-то значительное, а когда я оказался у него, то он говорил какие-то сомнительные и противоречивые вещи. Мои отношения с Биллом исчерпали себя.
Поэтому, когда пыль улеглась, выяснилось, что остался Дон. У меня не было иллюзий в отношении его. Когда Робин спрашивала меня о Доне, я отвечал ей: «Послушай, я знаю, как обращаться со змеями. Этот парень – настоящий змей, но я знаю, как обращаться со змеями». Но у Дона были и положительные качества. Через два дня после того, как женщины, расставшись со мной, убыли на побережье, Дон показал мне каждый из моих банковских и брокерских счетов. Он вычеркнул имя Робин из графы получателя каждого счета и вписал туда мое имя. Всего там было пятнадцать миллионов. Мы очень вовремя сделали это, остановив оплату чека на 581 812,60 доллара, который только что был выписан Робин на компанию «Робин Гивенс Продакшнз».
Люди в банке настолько люто ненавидели этих двух женщин, что были безумно рады помочь нам. Мы устроили вечеринку с президентом банка и всеми банковскими служащими – с шампанским и пиццей.
– Да пошли они, суки такие, мать их! – воскликнули мы хором и немедленно выпили за это.
Та передача телепрограммы «20/20» имела для Робин и ее матери самые негативные последствия. После того как мы расстались, я пошел на рестлинг-шоу в Чикаго, и там зрители устроили мне овацию. Ко мне подходили и говорили, каким жутким дерьмом считают то, что было показано в передаче Барбары Уолтерс. Я получил также массу сочувствия со стороны женской половины. Женщины подходили ко мне и говорили: «О боже, я не могу поверить, что устроила вам эта страшная женщина. Пожалуйста, позвольте мне обнять вас, дайте мне пососать ваш член, позвольте мне позаботиться о вас». И я отвечал: «Нет, мэм, со мной все в порядке. Ну да ладно, можно немного пососать, мэм, но совсем чуть-чуть». Весь этот год был просто сумасшедшим.
Отношения, с которыми теперь было покончено, серьезно травмировали меня. Эти женщины были просто фригидными девками. Это была моя первая любовная связь, и я хотел бы забыть о ней, но любовь оставляет в твоем сердце черный след. Она оставляет шрамы. Но ты должен рисковать, чтобы расти как личность. Вот что такое жизнь.
Я всегда пользовался возможностью высказаться в газетах, чтобы излить свои чувства. Когда парень из чикагской «Сан таймс» спросил меня о Робин и ее матери, я ответил так:
– Они используют черных в своих целях, но их не любят и не уважают их. Уже только по одному тому, как они высказываются о черных, можно подумать, что это какие-то ку-клукс-клановцы. Они считают, что в их жилах течет голубая кровь. Они обе очень хотят быть белыми, это стыд и позор. Они пытались оторвать меня от людей, среди которых я вырос, и вбросить меня в свою разновидность мира высшей касты.
У меня были изменения в жизни на всех фронтах. Билл формально оставался моим менеджером, но это было лишь на бумаге, он больше не влиял на ситуацию. Может быть, все сложилось бы по-другому, если бы Джимми был еще жив, но после того, как он умер, никто не мог запретить мне делать то, что я хотел. Оглядываясь назад, я не думаю, что Джимми и Билл являлись для меня каким-то злом. Они были бизнесменами, предпринимателями и обладали большим опытом, чем я. Я был в каком-то смысле беспомощен, и они этим воспользовались. У них были диктаторские повадки, они любили жесткий контроль. Когда я стал старше, мне захотелось освободиться от этих пут, делать все по-своему. Провалюсь я в этом или же преуспею – это было неважно, главное, я хотел все делать сам.
А потом мне попался другой кусок дерьма – Дон Кинг. Это был отвратительный и скользкий тип. Предполагалось, что это мой черный брат, а на самом деле это был дурной человек. Он собирался стать моим наставником, но все, что ему было нужно, – это деньги. Он был очень жаден. Я думал, что могу справиться с людьми типа Кинга, но он перехитрил меня. Мы с этим парнем были в совершенно разных весовых категориях.
Я познакомился с Доном через Джимми и Кейтона. Так что, в том, что я связался с Доном, была в основном их вина. Если вдуматься, то получается, что Джимми и те ребята позволили Дону понять, как слабы они были со мной. Они привлекли его к нашему бизнесу, и он увидел в нем прорехи. Без всякой похвальбы хочу сказать, что такое явление, как Тайсон, оказалось слишком масштабно для Джимми и Билла. Вероятно, оно было неподъемно даже для Каса. Они никогда не встречали ничего подобного. Во всей истории бокса еще никто не зарабатывал столько денег за такой короткий период времени, как я. Я не знаю, как он справлялся с этими проблемами. Я был похож на горячую, красивую сучку, которую все хотели поиметь. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Дон добрался до меня, но если бы не Дон, тогда это был бы Боб Арум[112] или кого-то другой.
Ознакомительная версия.
