Затем Кокберн перешел к аргументам адвокатов Генри, для того только, чтобы отмести и их. Дневник, сказал он, не был признанием в прелюбодеянии. Он не содержал «ясного и недвусмысленного утверждения, что имел место адюльтер». Отрывок, наиболее убедительно дававший право предполагать совершение полового акта, сказал Кокберн, был тот, в котором Эдвард, после страстного свидания с Изабеллой, «пожелал, чтобы она позаботилась об «избежании последствий», но даже здесь под означенными «последствиями» могло подразумеваться выявление преступной близости, а не то, во что может вылиться действительное прелюбодеяние».
Язык в описаниях Изабеллой ее любовных свиданий с доктором, сказал Кокберн, «допускает двоякое толкование. Его можно принять как признание действительного осуществления близости или как ссылку на непристойную фамильярность и ласки». Он признал, что суд обычно склонен «придавать полный смысл» записям подобного рода, чтобы отделить адюльтер от незаконной близости, но счел, что язык дневника Изабеллы следует «истолковывать по другому правилу». В своих записях о привлекавших ее мужчинах она позволяла своему воображению и страсти заводить ее «за пределы благоразумия и правды» и была «склонна преувеличивать и приукрашивать любое обстоятельство, ведущее к ее наслаждению». Поскольку Изабелла получала эротическое удовольствие от записывания своих переживаний, предположил он, то, вероятно, возвышала и искажала правду: главной целью дневника было не задокументировать ее прошлое, но скрасить настоящее. «Очевидно, что она с непристойным удовольствием подробно останавливалась на запечатлении тех сцен и подробностей нечистой нежности и ласк, о которых повествовала, — сказал Кокберн. — К таким заявлениям нам трудно что-либо добавить путем умозаключений».
В Суде по бракоразводным и семейным делам редко слышали прямые показания о совершении полового акта. Доказательство зависело от предположения, вывод о совершении такого акта делался на основании свидетельств желания и возможности. В наличии того и другого в этом деле мало кто сомневался. Но Кокберн заявил, что, хотя между Эдвардом и Изабеллой явно произошло нечто незаконное, он не может точно сказать, что именно. Отказавшись строить догадки даже на основании письменного признания, он, в сущности, отказался от власти суда истолковывать факты.
Завершил Кокберн, отклонив прошение Генри Робинсона о разводе.
— Мы сочувствуем положению истца, — сказал он, — который остается обремененным женой, таким образом сделавшей письменное признание в своем неподобающем поведении или, в любом случае, при самом благосклонном взгляде на это дело, в мыслях о неверности и порочных желаниях, но удовлетворить его иск мы можем, основываясь только на законном доказательстве супружеской измены, а такого доказательства мы не сумели найти в бессвязных заявлениях повествования столь нелогичного и ненадежного, каковым является дневник миссис Робинсон.
Из трехсот двух прошений о разводе, поданных в этот суд за первые пятнадцать месяцев его деятельности, иск Генри стал одним из всего шести отклоненных. Изабелла выиграла.
После того как Кокберн объявил свое решение, Бовилл попросил суд возместить расходы Изабеллы, а именно обязать Генри, как проигравшего, заплатить судебные издержки. Они достигли шестисот тридцати шести фунтов стерлингов, включая судебный сбор, гонорары солиситорам и барристерам, стоимость копирования дневника и вознаграждение свидетелям. Кокберн живо отклонил эту апелляцию. Учитывая своеобразные обстоятельства дела, сказал он, и тот факт, что Изабелла имеет независимый доход, она должна сама оплатить свой счет. Бовилл спросил, обяжет ли суд мистера Робинсона заплатить издержки доктора Лейна. Кокберн ответил, что не ожидал этого запроса и не готов принять по нему решение. Юристы Эдварда могут позднее поднять этот вопрос, сказал он, резко добавив: «Если его адвокат посчитает это уместным». Он дал понять, что, с таким трудом одержав победу, было бы неразумно с их стороны настаивать на этом.
Кокберн и Уайтман удалились, оставив Крессуэлла разбираться с остальными делами дня.
Несколько передовиц, посвященных вердикту Кокберна, просто сообщили, что доктор оправдан. «Игзэминер» — возглавляемый пациентом Мур-парка Мармионом Сэведжем — беспечно утверждал: «Достаточно сказать, что в разводе было отказано, признав тем самым по существу и формально невиновность ответчика-мужчины. Общественность с большим удовлетворением воспримет это решение в отношении доктора Лейна. Очевидно теперь, что это мнение было не только общим, но и справедливым, когда данный предмет так много обсуждался прошлым летом». «Медикал таймс энд газетт» заявила, что «доктор Лейн был жертвой эротических маниакальных бредней несчастной женщины, которая, как доказали, совершала свои прелюбодеяния в глубине души».
В дальнейшем говорили, что дневник Изабеллы — вымысел и доктор Лейн совершенно невиновен. Барристер Джон Пейджет ссылался в 1860 году на это дело как на пример силы галлюцинации: «ничто не могло быть яснее, откровеннее и поразительнее», чем рассказ в дневнике о романе Изабеллы с Эдвардом Лейном, писал Пейджет; но «бесспорно установлено, что эта леди, хотя с виду и не отличалась от других людей поведением и не выказывала внешних признаков повреждения в уме, была всецело помешана на этом отдельном предмете».
Но Кокберн в своем решении ничего подобного не говорил. Наоборот, он счел Изабеллу нормальной, а ее дневник по сути правдивым. Хотя тот и содержал элементы мелодрамы и сентиментальной литературы, судьи нашли, что в целом он поведал очень подробную историю, представлявшуюся правдоподобной из-за встречающихся в ней самообвинений автора, разочарования и сомнений. Ее преувеличения и невоздержанность были знакомы любому автору дневника, любому крайне несчастному человеку или влюбленному. В конечном счете это было произведение не безумия, но реализма, рассказ о пределах романтических грез. Суд, в сущности, решил отпустить Эдварда без наказания на основе формальности: поскольку Изабелла не описала прямо половой акт, судьи сочли, что степень ее близости с Эдвардом определить невозможно.
Впоследствии Кокберн и его коллеги снабдили редакторов юридического дайджеста о ранних процессах Суда по бракоразводным и семейным делам выдержками из дневника Изабеллы, на которые они опирались. Поскольку вердикт полностью базировался на дневнике, писали редакторы, они «посчитали целесообразным напечатать следующие выдержки из этого дневника и постарались выбрать отрывки, дающие правильное представление о целом». Отрывки насчитывали до девяти тысяч слов, почти вдвое больше, чем появилось в газетах во время суда. Они включали половину записей, сделанных Изабеллой в Эдинбурге в 1850 и 1852 годах, почти все, написанные в Рипон-лодже между 1852 и 1854 годами, и большинство тех, что были составлены в Мур-парке и Булони в 1855 году. Этот последний блок, где Изабелла описала, как страсть Эдварда сменяется безразличием, наиболее убедительно доказывает правдивость дневника. Дополнительный материал появился в предназначенной для юристов книге Суоби и Тристрама «Отчеты о делах, рассмотренных в Суде по делам о наследствах и в Суде по бракоразводным и семейным делам. Том I» (1860 год) — и остался неосвещенным в прессе.
