Впоследствии Кокберн и его коллеги снабдили редакторов юридического дайджеста о ранних процессах Суда по бракоразводным и семейным делам выдержками из дневника Изабеллы, на которые они опирались. Поскольку вердикт полностью базировался на дневнике, писали редакторы, они «посчитали целесообразным напечатать следующие выдержки из этого дневника и постарались выбрать отрывки, дающие правильное представление о целом». Отрывки насчитывали до девяти тысяч слов, почти вдвое больше, чем появилось в газетах во время суда. Они включали половину записей, сделанных Изабеллой в Эдинбурге в 1850 и 1852 годах, почти все, написанные в Рипон-лодже между 1852 и 1854 годами, и большинство тех, что были составлены в Мур-парке и Булони в 1855 году. Этот последний блок, где Изабелла описала, как страсть Эдварда сменяется безразличием, наиболее убедительно доказывает правдивость дневника. Дополнительный материал появился в предназначенной для юристов книге Суоби и Тристрама «Отчеты о делах, рассмотренных в Суде по делам о наследствах и в Суде по бракоразводным и семейным делам. Том I» (1860 год) — и остался неосвещенным в прессе.
После суда Эдвард смог вернуться к своей семье и работе. Изабелла осталась обедневшей, опозоренной и без друзей, с той же смесью приведших ее к этим неприятностям желаний: стремление писать, голод по сексу, тоска по обществу, интеллектуальное любопытство, желание быть с сыновьями.
И все же некоторые из своих желаний она осуществила: нанесла поражение Генри, пожертвовала собой ради Эдварда и хоть как-то загладила вину перед женщинами, доверием которых злоупотребила. Как рекомендовал Джордж Комб, она использовала энергию своих преувеличенных способностей: сопротивлялась иску о разводе, потому что — со своей афродизией — любила Эдварда Лейна; потому что — со своей привязчивостью — дорожила привязанностью к нему и его семье; потому что — со своей любовью к похвале — очень хотела, чтобы они ее уважали; и потому что со своим маленьким органом благоговения ни во что не ставила общественную и юридическую системы, требовавшие от нее повиновения мужу или закону. По ее нравственному кодексу, Генри заслуживал наказания, а Эдвард, Мэри и леди Дрисдейл — пощады.
Как писала она в своем последнем письме Комбу, ее единственным желанием после потери дневника и сыновей было «до некоторой степени возместить этому другу и его семье то серьезное зло и горе, которые я так необдуманно, но ненамеренно им причинила». К ним, писала она, «я не испытываю ничего, кроме глубочайшего уважения и благодарности, полностью так». Ее «признание», что дневник являлся плодом галлюцинаций, было «единственным скудным возмещением, которым я теперь располагаю». Вред, причиненный Изабеллой самой себе и ее трем мальчикам, исправить в любом случае было невозможно.
Изабелла показала себя способной на сдержанность и самопожертвование: она позволила, чтобы в ходе суда из нее сделали средоточие наиболее жгучих современных тревог о подавленной женской сексуальности и безумии. Однако ее гордость не уничтожили. Она по-прежнему была как сожалеющей, так и непокорной, гневалась как на себя, так и на весь мир. Она была зла на Генри, чье преступление, выразившееся в чтении ее дневника, далеко превзошло, по убеждению Изабеллы, его написание, а также на общество, которое официально разрешало его сексуальное поведение, тогда как ее поступки порицало. «Неужели, — спрашивала она, — его бесчестная частная жизнь не принимается во внимание?»
В августе 1859 года парламент принял ряд дальнейших поправок к Закону о разводе, включая положение о защите общественной морали: «Суд, когда почтет нужным ради общественных приличий, может проводить свои заседания за закрытыми дверями». Двери суда, как и обложку дневника, иногда лучше держать закрытыми.
Глава тринадцатая
В мечтах, которые невозможно воплотить
1859 год и далее
После интенсивной вспышки процесса Робинсоны, Лейны и большинство связанных с этим делом людей вернулись к сравнительно анонимной жизни.
Репутация Эдварда Лейна пережила скандал. «Рад сказать, что ни один из пациентов доктора Лейна его не бросил, — сообщал в 1859 году Чарлз Дарвин, — и достаточно регулярно появляются несколько новых». Дарвин наконец опубликовал свою книгу об эволюции. Сопутствующая тревога вызвала подрыв слабого здоровья, а вместе с этим и поездки в Мур-парк.
В 1860 году Эдвард и Мэри Лейн и леди Дрисдейл перебрались на курорт в Садбрук-парке в Ричмонде, в Суррей, оснащенный одной из первых в Британии турецких бань. К тому времени, когда Дарвин принимал водолечение на новом месте в июне того года, он уже стал знаменитостью. «Полемика, вызванная появлением выдающейся работы Дарвина «Происхождение видов», — писало в мае «Субботнее обозрение», — вышла за пределы кабинета и лекционного зала в гостиные и на людные улицы».
Эдвард продолжал рекламировать пользу хорошей диеты, чистого воздуха, изобилия упражнений и горячей и холодной воды. В 1857 году он выпустил книгу на эту тему — «Гидротерапия, или Природная система медицинского лечения: разъясняющий очерк», за ней в 1872 году последовала «Медицина старая и новая» и в 1885-м — брошюра «Гигиеническая медицина». Похоже, семья Дрисдейл простила ему затруднительную ситуацию с Изабеллой Робинсон, как простили они Джорджа, когда сексуальные порывы побудили его инсценировать свою смерть в сороковых годах. Отношения Мэри и Эдварда закалились в боли и печали, вызванных кризисом Джорджа, а леди Дрисдейл знала, как принять блудного сына.
Романистка Кэтрин Кроу, которая перестала появляться на публике после своей прогулки в обнаженном виде по Эдинбургу, приезжала в Садбрук-парк в декабре 1860 года. Она нашла леди Дрисдейл, «как всегда, молодой и веселой». Хотя рассудок, по всей видимости, вернулся к миссис Кроу, она по-прежнему общалась с духами. «Любовь моей юности, более того, любовь всей моей жизни… защищает меня и заботится обо мне», призналась она той зимой в письме подруге Хелене Браун. «Я в полной мере готова принести вечные обеты, и то же он говорит о себе. Я в любой момент отреклась бы от всего мира ради него и сделала бы это теперь, будь «в человеческом облике», так он называет пребывание в теле». Она любила призрака.
Джон Том получил работу в ежемесячной газете «Домашние новости», возглавляемой пациентом Эдварда Робертом Беллом и распространяемой среди британских экспатриантов в Индии и Австралии. Но просидев несколько лет в сырой конторе в Сити, он сам решил эмигрировать в Австралию. Чарлз Дарвин пожертвовал ему двадцать фунтов стерлингов на транспортные расходы, и в 1863 году Том отплыл в Квинсленд.
