чрезвычайно поднялось въ третью республику, въ послѣднюю четверть вѣка; но всѣ композиторы, признанные теперь на обоихъ материкахъ: Сенъ-Сансъ, Рейеръ, Массне и ихъ болѣе молодые сверстники — всѣ воспитались въ Парижѣ, прошли французскую выучку и потомъ уже восприняли все то, что творчество нѣмцевъ дало обновляющаго и могучаго. Одинъ такой талантъ, какъ покойнаго Бизе — съ его «Карменъ» — достаточенъ, чтобы поставить французское оперное композиторство на подобающую высоту. «Карменъ» — типичнѣйшая опера конца ХІХ-го вѣка и самая популярная во всемъ свѣтѣ. Но при ея первоначальной постановкѣ въ Парижѣ она рѣшительнаго успѣха не имѣла, и Бизе умеръ огорченнымъ и полупризнаннымъ у себя дома. О прежнемъ непониманіи, отъ котораго страдалъ такъ долго, до самой смерти, Берліозъ — теперь и рѣчи нѣтъ. Каждый, сколько-нибудь талантливый композиторъ, добившійся постановки своей оперы, встрѣчаетъ уже болѣе подготовленную почву. Правда, что до сихъ поръ раздаются въ молодыхъ музыкальныхъ кружкахъ Парижа горькія жалобы на то, что пробиться на одну изъ музыкальныхъ сценъ Парижа чрезвычайно трудно; но это доказываетъ только, что предложеніе сдѣлалось уже очень обширно, а предпріимчивости для созданія новыхъ музыкальныхъ сценъ не хватаетъ. Въ концѣ концовъ, это есть косвенное подтвержденіе того, что въ Парижѣ музыка и драматическая, и оркестровая — можепь разсчитывать только на извѣстную долю публики. Масса все еще нуждается въ дальнѣйшей подготовкѣ потому, что она, по своимъ традиціямъ и прирождённымъ свойствамъ, не такъ склонна къ ощущеніямъ и воспріятіямъ музыкальныхъ наслажденій, какъ нѣмецкая и славянская.
Въ новомъ зданіи, — Опера (стоившая городу Парижу и государству столько милліоновъ), волей неволей подчиняется идеямъ и вкусамъ публики; но въ общемъ нельзя сказать, чтобы — за послѣдніе десять-двадцать лѣтъ — она — какъ любятъ выражаться французы — а «bien mérité de la patrie». Репертуаръ ея все-таки же бѣденъ. Предпріятіе это въ рукахъ антрепренеровъ, получающихъ государственную субсидію; а субсидія эта, по нынѣшнимъ временамъ, довольно умѣренная. Никто что-то не говоритъ, чтобы въ Парижской Оперѣ послѣдняго времени сложилась какая-нибудь самостоятельная школа пѣнія и чтобы ее можно было поставить, по общему уровню музыкальности, на ряду съ оперными театрами Бертина, Вѣны и даже Петербурга. Русскіе справедливо находятъ, что и зала Новой Оперы, которая теперь уже успѣла позакоптиться, не представляетъ собою ничего особенно грандіознаго. Она сравнительно тѣсна, и ея отдѣлка, стоившая такихъ денегъ, тяжеловата и черезчуръ задавлена однообразной декоративной позолотою Только фойе и лѣстницы вестибюля отвѣчаютъ идеѣ «Национальной Академии Музыки», какъ опера до сихъ поръ офиціально величается во Франціи.
Послѣ империи мнѣ случалось попадать въ Парижъ почти исключительно въ весенніе сезоны; раза два — три проѣзжалъ я имъ и зимой, но не имѣлъ случая ближе знакомиться съ тѣмъ, что теперь парижская публика получаетъ въ симфоническихъ концертахъ. Ни весной ни лѣтомъ ихъ обыкновенно не даютъ; но они очень развились. Инициатива Падлу пала на хорошую почву. Концерты Ламурё и Колонна вошли теперь уже въ обиходъ парижскихъ музыкальныхъ удовольствій и оба эти капельмейстера постоянно расширяли свои программы, знакомили публику не только съ произведеніями своихъ соотечественниковъ, но и съ русскими композиторами, и съ скандинавскими, и въ особенности съ Вагнеромъ. Словомъ, вагнеризмъ теперь— характернѣйшій признакъ новаго интеллигентнаго Парижа, объединяющій собою различные оттѣнки литературнаго и художественнаго движенія.
О другой столицѣ міра — въ смыслѣ музыкальномъ приходится сказать немного. Въ Лондонѣ, какъ въ 1867—8 гг., такъ и въ послѣднюю мою поѣздку, я не нашелъ самобытнаго музыкальнаго движенія. Ни въ камерной музыкѣ, ни въ драматической не всплыло рѣшительно ни одного крупнаго имени, которое могло бы быть поставлено на ряду напр., съ лучшими теперешними французскими композиторами. Едва ли не въ одной области оперетки заявилъ себя, въ послѣдніе годы, довольно пріятный композитор, мистерь Сёлливанъ, оперетка котораго «Микадо» обошла всю Европу и Америку. Музыкальнаго творчества и въ Лондонѣ вчерашняго дня вы не видѣли, какъ бы вы старательно ни искали его. Довольно того, что столица Великобританіи и вся британская имперія не имѣетъ до сихъ поръ ни одною сколько-нибудь сноснаго національнаго театра для серьёзной оперы, где поютъ на англійскомъ языкѣ, хотя бы и иностранной репертуаръ. Опера была всегда въ Лондонѣ синонимомъ итальянской оперы. Но и въ этой области меломаніи не замѣтно особенно какихъ успѣховъ, даже въ смыслѣ новыхъ предпріятій. Въ концѣ 6о-хъ годовъ, во время лондонскаго сезона, всегда дѣйствовали два оперныхъ театра: Ковентгарден и Друри-Лэнъ. Въ 1895 г. въ Друри-Лэнѣ уже давались драматические спектакли. Тамъ играла, между прочимъ Дузе, а къ зимѣ тамъ ставятъ пьесы «à grand spectacle».
Зато, какъ ярмарка оркестроваго и виртуознаго исполнения, Лондонъ не терястъ своего всемирного значения. Это, дѣйствительно, такая музыкальная ярмарка, какую вы не найдёте нигдѣ. Ежедневно, во всевозможныхъ Halls, и въ огромныхъ залахъ, и въ залахъ средней руки, и въ зданіяхъ выставокъ., вплоть до классическаго Хрустальнаго Дворца, даются концерты — и симфоническіе, и вокальные, и разными виртуозами, вплоть до феноменовъ, мальчиковъ и дѣвочекъ, отъ восьми до двѣнадцати лѣтъ. Англійская публика, наѣзжающая въ Лондонъ на сизонъ — огромная потребительница звуковъ. Это входитъ въ обязательную программу британскихъ удовольствій, и нельзя сказать, чтобы вся эта публика была совершенно невѣжественна въ музыкальномъ отношеніи. Высшее общество, и вообще, образованные классы, слишкомъ много ѣздятъ на континентъ, а стало-быть, имѣютъ случай слышать въ большомъ количествѣ хорошую музыку. Классическіе нѣмецкіе вкусы, и въ послѣднее время вагнеризмъ — едва ли не больше распространены въ Англіи, чѣмъ даже во Франціи. Самое отборное итальянское пение сезонные посѣтители Лондона слушаютъ уже не одинъ десятокъ лѣтъ, и потому могутъ быть требовательными. Правда, зала Ковентгардена, на вкусъ свѣжаго человѣка, до сихъ поръ еще является однимъ изъ яркихъ образчиковъ британской китайщины. Tуда, какъ извѣстно, не пускаютъ мужчинъ иначе какъ въ бальныхъ туалетахъ. Но это уже оттѣнокъ свѣтскихъ англійскихъ обычаевъ. Такая парадность нисколько не мѣшаетъ ни хорошему исполненію, ни внимательному слушанію; напротивъ, она поднимаетъ даже настроеніе. И образованные англичане считаютъ своимъ долгомъ относиться къ музыкѣ чрезвычайно серьёзно, почти съ благоговѣніемъ, только такого рода обшераспространенный культъ не вызываетъ къ жизни творческихъ способностей, ни въ серьезномъ, ни даже въ легкомъ родѣ.
Я не интересовался настолько музыкальной образованностью лондонцевъ и, вообще, англичанъ, насколько я это дѣлалъ въ Парижѣ; но, судя по общеизвѣстнымъ статистиче скимъ фактамъ, музыкальная грамотность англичанъ тоже поднялась, а дилетантство достигло даже весьма обширныхъ и увы, для всѣхъ континентальныхъ иностранцевъ, довольно-таки тяжкихъ размѣровъ. Теперь въ любомъ домѣ и буржуазномъ, и аристократическомъ, вы не уйдете отъ музыкальныхъ «exhibitions», и на разныхъ инструментахъ, и вокальныхъ. Вотъ вокальныя-то упражненія всего рискованнѣе; а между тѣмъ юныя миссъ
