Юсуп Хаппалаев
(р. 1916 г.)
(перевод с лакского)
О дороги-пути!
Их не счесть,
Не учесть.
Можно легкий найти
Иль крутой предпочесть.
То метель, то цветы,
Ветром полнится грудь…
А какой же мне ты,
Сердце, выбрало путь?
– Если б вместе с тобой
Шли мы легкой тропой,
Не болело б я так,
Позабыв про покой.
Орлиный клекот, медь колоколов,
И горький плач, и радостные вести —
Все – в трепете неповторимых слов,
Все – в звуках сквозь века прошедшей песни.
Она летит, как птица, на простор,
Она в сердцах, как на горах, гнездится,
В ней и судьба моих родимых гор,
И земляков, давно ушедших, лица,
В ней буря отгремевшая гремит,
В ней стонут волны, до небес взлетая,
В ней, будто бы одетая в гранит,
Живет к родной земле любовь святая.
В ней травы просыпаются весной,
Грохочут в ней обвалы и потоки,
В ней вечно свищет соловей шальной
И с предками встречаются потомки.
Она – сынов народных светлый дух,
Она – победный клич на поле брани.
И вот я замер, обратившись в слух,
И вот вхожу в живую жизнь преданий.
Гремите же вовсю, колокола,
Летите же, орлы, по Дагестану!
Я песню про великие дела
До самой смерти слушать не устану.
Ее моя прабабка пела мне
Вполголоса над колыбелью белой,
Чтоб оживали подвиги во сне,
Чтоб рос джигит настойчивый и смелый.
Потом я в птичьих песнях услыхал,
Какое сердце в этой песне бьется,
Какой у стали праведной закал,
Как Родину отстаивали горцы.
Ашуги – дум народных соловьи —
Ее из уст в уста передавали,
И мы, настроив голоса свои,
Ашугам, как умели, подпевали.
Не спутаешь ни с чем ее напев,
Он справедлив и вечен, как природа,
Неукротим он, как народный гнев,
И светел он, как чаянья народа.
Орлиный клекот, медь колоколов,
И горький плач, и радостные вести —
Все – в трепете неповторимых слов,
Все – в звуках сквозь века прошедшей песни.
Она летит, как птица, на простор,
Она в сердцах, как на горах, гнездится…
И полководец, и солдат простой —
Хранит она страны моей границы!
Если бы тропинка жизни
Шла все время на подъем,
Если б не было обвалов
И обрывов,
Что за честь —
Безопасно мог бы каждый
Обжитой покинуть дом
И на горную вершину,
Как на крышу сакли, влезть.
Если б знал ты, где споткнешься,
То соломки подстелил,
Был бы путь простым и ровным,
Словно выметенный двор…
Но тогда орел не смог бы
Распахнуть орлиных крыл
И парить вольнолюбиво
Выше самых гордых гор!
«Слепой не видел дня ни разу…»
Слепой не видел дня ни разу,
Но если сердце зорче глаза,
То видит в темноте оно.
А если сердце слепо, значит,
Не обладает зреньем зрячий —
Ему и в ясный день темно.
Море стонало,
Море стонало…
Так страшно, так долго
Море стонало…
Солнце со дна восходило из моря,
Скорбно луна восходила из моря,
А море стонало,
А море стонало.
Рассветом еще не окрасились горы,
Закончилось злобное время не скоро,
И ухали совы, словно затворы.
И в черных песках семена золотые
Погибли, застыли.
Долго дождило —
Семена не всходили.
Солнце светило —
Семена не всходили.
Сердце моря кипело,
Стонало.
Сердце моря
Волной выкипало.
Словно коса до рассвета косила,
Словно слеза берега оросила,
И вырастали песчаные сопки,
Пряча безмолвно сраженную силу.
Гибли в песках семена безвозвратно…
Снова луна над волнами вставала,
Круг завершив, возвращалась обратно,
Пели пески.
И посвистывал ветер.
Срок осени очень краток.
Художницей у полотна
Палитру осенних красок
Растрачивает она.
Красный, лиловый, желтый.
Полутона тихи…
А вот и камень тяжелый
Укрыли пышные мхи.
Высится стог. И мглою
Подернута синева,
И закрутились юлою
Мельничные жернова.
Дождь на картине нужен,
Лист на дубовом стволе
И голубые лужи
На серой, сырой земле,
Осень трудилась споро
И до прихода весны
Буркой укрыла горы —
Пусть видят зимние сны.
Под журавлиным небом
Вьется оленья нить…
Как хорошо зиме бы
Картину ее завершить!
О снега, снега, снега,
Снежные просторы,
В шубах белые луга,
И поля, и горы.
Вся земля белым-бела,
Стало столько света,
Снег кружится, как юла
Или как планета.
И каракулевый снег —
Прямо у порога…
Собирайся, человек,
В млечную дорогу.
Вся земля белым-бела,
Стало столько света,
Снег кружится, как юла
Или как планета.
«Себя я почитал среди людей…»
Себя я почитал среди людей
Ничем не выдающейся особой,
Живущим без особенных страстей,
Без горя и без радости особой.
Но час настал: я встретился с тобой,
И мир живет и светится иначе,
То хохочу я над своей судьбой,
То горько над своей судьбою плачу.
«Тур – у хребтов наших грозных…»
Тур —
У хребтов наших грозных
в плену,
Пчела —
У цветов наших горных
в плену,
Я —
У очей твоих гордых,
в плену.
Скажи —
А ты у кого
в плену?
Когда цветок среди травы зеленой
Покроет увяданья желтизна,
Роса в цветке становится соленой,
И, словно вздох, печальна тишина.
Качается цветок, под ветром плачет,
Он знает – жизнь его обречена…
Но добрая земля до срока прячет
Упавшие слезами семена,
И если бы умелица-природа
Все слезы возродила из земли,
Какие удивительные всходы
Тогда бы на лугах ее взошли!
Я брожу одиноко,
Словно загнанный волк…
Я поверил до срока
В твой загаданный срок.
Словно дикие очи,
Редких звезд огоньки,
Завывает по волчьи
Полночь горной реки.
Смутный берег обшарил
Я, слепой, как беда…
Может, огненный шарик
Мне уронит звезда?
А незримые ветви
Сеют шепот, как стон.
– Не вздыхай, словно ветер,
Это сон, только сон.
Вижу звезды на дне я
Поредевшей тоски,
А надежда длиннее
Этой длинной реки.
