все, что имеешь, / отдай это котятам / и вылей молоко у могилы Луиса“. Когда на сцене появляются второй гитарист и скрипач, музыка напоминает старинные английские баллады».
«Когда в NY Times Тибета сравнили с чахоточным поэтом XIX века, я подумал, что это очень верно, – говорит Баденхолзер. – Но для меня все выглядело еще более странно. На сцене он так быстро раскачивался вверх-вниз, что его фигура начала размываться. В сочетании с обликом из XIX века складывалось впечатление, будто Тибет находится в этом мире не полностью, словно во время выступления он начал развоплощаться. Лора никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным, представление ее напугало. Тибет выглядел без прикрас, что вполне могло отвратить людей, ожидавших развлечения. Но, на мой взгляд, все было потрясающе. У меня мурашки бегали по коже. Это одно из самых сильных выступлений, какие я только видел. Мы оказались свидетелями шаманского ритуала – перед нами предстал призрак».
Niemandswasser
Прежде чем обрести постоянное, определенное лицо, мы с самого рождения проходим через множество обликов, так что перед своим концом посредством болезненных, печальных изменений мы обретаем новый вид и, уходя в землю, можем обратиться к лицам, которые скрыты внутри нас.
Сэр Томас Браун [180]
Для меня пластинки Moon’s Milk связаны с окружающим их временем, – говорит Слизи, размышляя о чрезвычайно насыщенном периоде работы над ними. – Я не могу с точностью объяснить, что́ имею в виду, но их контекст и вся обстановка коренятся именно там. Равно как и Black Light District. Такое впечатление, что они отражали культуру или просто были порождены ей – подобно треку „Lost Rivers of London“, напоминающему книги Питера Акройда о тайном Лондоне. С тех пор мы ушли гораздо дальше назад – и вперед тоже». Там, где композиции Moon’s Milk обращались к последним двум-трем столетиям (если после переезда в 1998 году на запад страны Coil вообще ссылались на историю), образность Astral Disaster охватывала столетия и тысячелетия, например египтян, ацтеков и НЛО. На морском берегу живут гораздо более древние духи.
«
Первая версия альбома Astral Disaster, выпущенная ограниченным тиражом в 99 экземпляров на лейбле Prescription в 1999 году, была записана годом ранее в Саффолке, в студии Гэри Реймона Sun Dial, располагавшейся ниже уровня Темзы. Альбом кажется переходным, поскольку Coil готовились покинуть Лондон и предвкушали новые просторы. Вторая версия, законченная после переезда и распространявшаяся гораздо шире – через Threshold House, собственный лейбл Coil, – уже очистилась от лондонского тумана. Последовав за луной на берег, Coil открыли свои мелодии небесам. Макдауэлл работал над первой версией Astral Disaster, а после переезда к группе присоединился Тайполсандра, игравший со Spiritualized и Джулианом Коупом [181]. Тайпс повлиял на звучание, привнеся в музыку атмосферу научной фантастики и поддержав любовь Слизи к прогрессив-роковому звучанию клавишных и аналоговому оборудованию.
«Я купил Horse Rotorvator, когда он только вышел, – вспоминает Тайпс. – Услышав „The Anal Staircase“, я всю дорогу гнал под нее 140 километров в час и еще несколько недель постоянно слушал в машине, пока песня меня не достала. С тех пор я больше не покупал Coil. Когда в 1996 году со мной связался Бэланс, я понятия не имел, что у нас так много общего, а наши судьбы соединятся таким сложным образом. Coil – очень комфортная группа. Я свободно создаю музыку, которую люблю, и одновременно воплощаю исключительно мощную энергию и ви́дение Бэланса. Слизи же гасит трения и привносит уравновешенность. Это подлинные творческие гиганты. Работа с Coil на концертах и в студии невероятно оживляет, и я считаю, что мне очень повезло». Однако он отрекается от каких бы то ни было связей с английской эзотерической традицией. «Я совершеннейший изоляционист, – говорит Тайпс. – Не слишком уважаю устои общества, его традиции, боюсь отравленного семени потребительства, стадной ментальности большинства, унылого выбора, который предлагают нам правительства и СМИ. Я бы хотел жить без календарных ограничений и как можно дальше от людей. Путешествовать по Великобритании сложно. У нас два центра зла – Лондон на юге и Лидс на севере. Я всеми силами стараюсь избегать этих мест».
«Тайпс сыграл большую роль, – соглашается Макдауэлл. – В то время Бэланс помешался на Джулиане Коупе, воспринимая его как своеобразного попутчика. Не обязательно в плане музыки; скорее его внимание привлек тот факт, что Коуп выходил за рамки, не думая, как это выглядит со стороны. Бэланс считал это достойным восхищения. Тайпс принес в Coil совершенно новое, значительно более музыкальное измерение. Мы ведь не музыканты и на самом деле не умеем ни на чем играть. Также он добавил в Coil эмоциональность прогрессив-рока, что явно пошло на пользу».
Оссиан Браун, Джон Бэланс, Питер Кристоферсон и Тайполсандра
Astral Disaster гораздо кинематографичнее Moon’s Milk: эпические композиции вроде «The Mothership & The Fatherland» переносят слушателя в медитативные звуковые ландшафты, исследованные такими немецкими группами, как Popol Vuh и Tangerine Dream. Бэланс утверждает, что отчасти это магический призыв к лунной богине Кейт Буш. Бонус-трек «MU-UR», добавленный после переезда, представляет собой генеалогическое упражнение, достойное Джулиана Коупа: легендарный древний континент Му объединяется с приставкой Ур (означающей «прото») в одном первобытном возгласе. На ключевой композиции альбома, «The Sea Priestess» [182], Бэланс читает текст, главным образом заимствованный из описаний Алистером Кроули настенных росписей, которые тот изобразил в Комнате кошмаров в Телемском аббатстве, основанном в 1920 году в Чефалу на Сицилии. О росписях Кроули впервые стало известно, когда в 1950-х годах Кеннет Энгер отправился в паломничество в Чефалу и привез оттуда серию поразительных фотографий. Их названия Бэланс перечисляет как молитву. Когда они со Слизи в 1999 году посетили аббатство, фрески находились в ужасном состоянии и не подлежали восстановлению. Но припев Бэланса оказался пророческим: «Не теряй из виду море». Теперь они переехали в новый дом Оук Бэнк [183], расположенный на утесах западного берега Англии, с окнами, выходящими на Бристольский канал и Атлантику. «Мы искали дом у моря и хотели, чтобы он располагался с севера на юг, – говорит Бэланс. – Здесь можно наблюдать восходы и закаты, смену времен года, поскольку солнце обходит вокруг полуострова». Построенный в 1850-х как школа для мальчиков, этот дом идеально подошел Coil. В нем есть работающие лифты и огромная каменная лестница, доходящая до второго этажа. В 1930-х там ненадолго останавливался Хайле Селассие [184].
Выпустив в 1999 году Musick To Play In The Dark, Coil продолжили неумолимый лунный дрейф. Переехав на побережье вдаль от лондонских тайн, вернувшись назад во времени, Coil творили карту новой реальности, далекой и чужой. Обложка альбома, сделанная Слизи, отображает исследуемые ими пейзажи. «Отчасти мы реагируем на новую среду, отчасти избавляемся от непосредственной истории и опускаемся глубже, – объясняет Слизи. – Пейзажи этих обложек в каком-то смысле отсылают к другим ландшафтам, например к Каспару Давиду Фридриху [185]. Но в то же время они созданы для передачи инопланетной, потусторонней атмосферы и ощущения бесконечного пространства».
«Думаю, в этих изменениях большую роль сыграл переезд, – предполагает Стив Троуэр, – хотя вряд ли дело в одном только нем. Вероятно, Coil чувствовали потребность уехать из прогнившей столицы, жить вне города, и эта потребность стала семенем их новой работы. Купив замечательный дом на берегу моря, они начали пожинать плоды, которых искали, и их творчество вошло в новую стадию. Я бы сказал, что два альбома Musick To Play In The Dark обновили их творческую уверенность в себе. Они обрели новую энергию, воспряли духом. Бэланс сделал то, что для певца очень сложно, – переопределил свою вокальную манеру, полностью перестроил то, на что опирался как вокалист. Его поэзия изменилась не особо, но в плане тембра и выражения он нашел новый голос, обрел правильное и органичное звучание».
«Переезд из Лондона повлиял на них во многих смыслах, – добавляет Макдауэлл. – Они получили возможность делать то, что хотят, но стали еще оторваннее от мира и погрузились в себя. Думаю, это слышно в их музыке, однако, как ни парадоксально, такое погружение расширило ее пространство. Кроме того, Бэлансу стало скучнее, он начал больше пить. Было больно видеть, что он с собой творит. Хотя в Чизике творилось то же самое. Независимо от местонахождения Бэланс не упустит возможности выпить, но не ради веселья – напротив, это жалкое зрелище. Сотрудничество с Coil порой оборачивается
