Кто украл?
Сосед, решил старик, и сразу пошел в суд. Судье, на счастье, было в тот день некогда, старик отправился восвояси, а по дороге завернул к Ванге.
— Правильно я сделал, что решил подать в суд на вора? — спросил он.
— Почем ты знаешь, кто вор? — ответила Ванга. — Иди домой, под навесом возле сарая у тебя висит торба с овсом для осла, там пошарь хорошенько — найдешь потерянное. Да смотри, никогда впредь не обижай людей подозрительностью.
На следующий день, еще солнце не встало и трава блестела от обильно выпавшей за ночь росы, старик стучался к нам в дверь.
— Ванга, открой, сил нет ждать!
Ванга открыла, и старик повалился ей в ноги.
— Спасибо, век не забуду, ты спасла меня от греха и позора. Ведь мы с соседом дружим всю жизнь, с малых лет. Внуки-паршивцы нашкодили, чему их только в школе учат.
Долгие годы все мы одной большой семьей жили в убогом домишке, в темноте и скученности необыкновенной. Как-то я спросила Вангу, придет ли когда-нибудь удивительный день, и мы переселимся в новый, просторный и светлый дом? Ванга, будто ждала моего вопроса, ответила не задумываясь:
— Я вижу наш старый дом сломанным, часть крыши, куски стен, рамы без стекол чудом держатся на каких-то столбах, потому что фундамент разрушен. Потом будет новый дом.
Я ничего не поняла.
Шли дни. Каждое утро я спешила на работу, возвращалась поздно, усталая, часто в плохом настроении из-за того, что и отдохнуть толком мне негде. Но вот однажды, возвращаясь после работы, я увидела на месте нашего дома облако известковой пыли. Домишко рухнул!
Произошло следующее. Рядом с нами рабочие возводили новое здание. Когда рыли котлован под фундамент, наше «древнее жилище» съехало в тот котлован — как мальчишка на салазках съезжает с горки! Перед моим изумленным взором буквально в воздухе висели остатки крыши, стен да оконные рамы без стекол. К счастью, никто из наших не пострадал.
— Если я буду говорить людям то, что знаю, они не захотят жить, — сказала как-то раз Ванга.
Святое для нее — семья. Если к ней приходят недовольные друг другом супруги, она делает все, чтобы объяснить каждому гибельность ссоры, разрыва, уверяет, что любые причины и их следствия устранимы и должны быть непременно устранены во благо семьи как целостного организма. Поскольку вне семьи нет жизни, а есть одно лишь существование, не одухотворенное высшими целями, пустое, никчемное, неспособное наполнить смыслом каждодневный труд, будни. Сколько ни черпай дырявой кружкой воду из чешмы (родника), не напьешься, не утолишь жажду… Ванга сразу же видит истинного виновника семейной драмы и произносит свое решающее, часто весьма тяжкое для присутствующих слово, вовсе не страшась, что на нее могут обидеться. Она не «разоблачает», как это принято в мирском суде, а лишь выносит нелицеприятный вердикт. Дано ей такое право, а если дано, то кем? Не знаю, знаю только, что врагов у нее нет, как нет и обидевшихся на Вангу. По крайней мере, я с такими не встречалась и о них не слышала.
Еще история из разряда детективных, но веселая. В новом доме, здесь, в Рупите, у нее украли платье. Красивое платье, бархатное, очень ей шло. Ванга, обнаружив пропажу, не расстроилась.
— Ничего, порадуется платью та несчастная, что его взяла, да после стыдом станет мучиться. Не будет знать, как вернуть. Не надо запирать шкаф, скоро платье вернут.
Через неделю платье висело на плечиках в шкафу. Ванга лишь загадочно улыбалась.
А вскоре — вот невезение! — снова кража. Воры перевернули все вверх дном, искали сокровища, как же, раз Ванга-«колдунья», то у нее должны быть сокровища. Но, разумеется, ничего не нашли, с досады, наверное, взяли какую-то мелочь. Я хорошо помню, что мы вызвали милицию. Милиционеры, недолго ломая многодумные головы над возможными вариантами этого скучного дела, напрямик спросили Вангу:
— Ты сама кого подозреваешь?
— Зачем мне подозревать, — отвечала она, — хулиганила молодежь. Ничего, сами принесут взятое и положат на место.
Через два дня к нам прибыла целая «депутация»; несовершеннолетние воришки и их родители. Старшие рыдали, младшие стояли, опустив очи долу. Как говорится, со стыда сгорали. Ванга села на крылечко, помолчала, а после прочла набедокурившим дурачкам небольшую нотацию.
— Ни одна кража никогда не оставалась и не останется в тайне. Ты крадешь, а совесть — свидетель кражи. Люди, чуткие сердцем, увидят, что совесть твоя неспокойна, заподозрят неладное, постепенно раскроется твой дурной поступок. От людского презрения можно убежать, а от себя никуда не скроешься. Идите, пусть с вами ничего подобного впредь не случается. Никогда.
Услышали они мою Вангу? Прониклись ли сердцем в правдивые ее слова? Жаль, но я не знаю.
Ах, Ванга, если бы ты была зрячей! Как хороша по утрам долина Рупите, как невесомы, почти бесплотны кисейные облака в жемчужном утреннем небе, как нежно раздувает алую грудку зарянка, приветствуя новый день, как чертит синеву своим легким крылом быстрая ласточка… Утро — пир для глаз, не разучившихся смотреть.
Но Ванге ведомо другое — созерцание, и я не знаю, что за краски пылают перед ее внутренним взором, когда она погружается в свою измученную душу. Вдруг ее незрячие глаза широко распахиваются, как окна навстречу солнцу, и она смотрит, да, она смотрит и видит неведомое, запредельное, таинственное. Проходит несколько минут, свет гаснет, лицо Ванги, только что необыкновенно одухотворенное, как бы тускнеет, снова становится похожим на искусную маску.
Бывает так, что мы сидим вдвоем на крылечке, говорим о всяких вещах, мысль скачет, не останавливаясь, с предмета на предмет, и внезапно Ванга засыпает. Было однажды так, что я читала ей книгу, художественное произведение, с героями, с увлекательным сюжетом. Ванга некоторое время слушала, я увлеклась и читала с выражением, меняя интонацию, выделяя тоном речь автора, реплики героев. И тут я заметила, что красноречие мое расходуется впустую: Ванга спит. Ошарашенная, я умолкла, но Ванга, не открывая глаз, сказала: «Читай. Я ведь не сплю. Мне захотелось посмотреть, как на самом деле жили люди в то время, которое описано в этом историческом романе», — «Ну и как?» — спросила я, не придумав вопроса более стоящего. «Я тебя огорчу: в книге главная героиня — неправда. Мне очень жаль, книга написана хорошо, не только тебе, многим она нравится, но там всё неправда. Я перенеслась на некоторое время в те годы, когда происходят описанные события. «Жаль, но все это неправда». Так сказала, повторила несколько раз Ванга. Я забросила книгу в чулан, подумав, что никогда, никогда не стану писателем. Мои читатели, думаю, уже поняли, что я тогда выбрала правильный путь. Ну, а заметки о прожитом и увиденном до силам составить каждому, кто захочет. Не правда ли?
