После освобождения города артиллеристов 358-го легкого и 501-го гаубичного артполков вывели во второй эшелон. Все обрадовались, узнав, что скоро получим из тыла пушки и гаубицы. И то сказать: истосковались мы по артиллерийской боевой работе.
В селе Каменка, где расположились артиллеристы обоих полков, мы стали свидетелями интересного случая. В Каменке есть большая старинная церковь, за ней — роща. Здесь все и произошло. Фашистский истребитель гонялся за нашим У-2 — «рус фанер», как называли его немцы. У «мессера» — скорость, сильное вооружение. А у нашей «уточки» скорость сами знаете какая. Зато увертлив. Крутится возле церковной колокольни. «Мессер» разгонится, нацелится и промажет. Мы снизу машем летчику У-2 руками, кричим:
— Уходи!
Не уходит. Пошел к роще, низко-низко. «Мессер» за ним, да не рассчитал: прокатился брюхом по верхушкам деревьев и, вспахав землю, плюхнулся на поляне за рощей. И тотчас рядом с ним сел У-2, подрулил. Нам с бугра хорошо было видно, как летчик У-2 подошел, косолапя, к «мессеру», забрался на крыло, выволок фашиста. Тот не сопротивлялся. Летчик связал его, запихнул на заднее сиденье своего У-2 и улетел. Потом целый день только и было у нас разговоров: вот парень, а? Лихой, ничего не скажешь.
Пушки и гаубицы мы так и не получили. Артиллеристов снова вывели на передний край, 126-я дивизия перешла в наступление. Отогнали фашистов на 18 километров. После этого нас вернули в Каменку, и простояли мы там до двадцатых чисел августа. Здесь и узнали, что попали в окружение вместе со всей нашей 22-й армией.
Это было, пожалуй, самое тяжелое окружение из тех, в которых я побывал. Наш 358-й полк, прорываясь к своим, потерял три четверти личного состава. Был тяжело ранен Алексей Иванов из Ярославля, погибли Алексей Иванов из Архангельска, Василий Атрощенко, Федор Клименок, Павел Левченко и многие другие товарищи, с которыми мы вместе начинали войну.
В одном из боев нас, группу в 10–15 человек, отрезали от полка фашистские танки. Группу повел на восток заместитель командира батареи лейтенант Комаров. К вечеру вышли на железную дорогу. Решили ждать до темноты. Дождались, перебежали пути. Справа и слева постукивали немецкие пулеметы, но огонь не прицельный. Спустившись с насыпи, увидели на проселке немецкий бронетранспортер с включенными фарами. Полоса света закрывала нам путь к полю, за которым чернел лес. Один красноармеец — помню только, что был он родом из Архангельской области — говорит лейтенанту Комарову:
— Разрешите, я бронетранспортер успокою?
Получив разрешение, пополз во тьму. Грохнул взрыв под бронетранспортером, потом еще. Фары погасли. Парень этот вернулся, поползли мы по пахоте к лесу. Слева, из темноты, ударили трассирующими снарядами немецкие танки. Но трассер — огненный след снаряда — это, как говорится, палка о двух концах. Нам-то тоже видно, откуда бьют фашисты. Обошли танки стороной, перерезали по пути немецкий полевой кабель, углубились в лес. Трижды за ночь переплывали какую-то петлистую, неширокую, но глубокую лесную речку.
Лейтенант вел нас, ориентируясь по звездному небу. К утру вышли на лесную дорогу. Следов автомашин или танков на ней нет. Перешли ее. Дальше — болото, заросшее деревьями. Ухватишься за деревцо, а оно так с корнем и вывертывается. Гнилое место, зато верное. Когда я смотрю фильм «Судьба человека», всегда вспоминаю эти болота и лай немецких овчарок за спиной. Углубились мы в лес метров на двести и услышали со стороны дороги лай и автоматную стрельбу. Неприятно, конечно. Вроде как зверя тебя травят. Однако в такой топи преимущества на нашей стороне, и мы шли, не очень поспешая, пока лай не затих. Испугались гитлеровцы, прекратили преследование.
К вечеру набрели на относительно сухое место, наломали ветвей, устроили ночлег. Ребята собрали кое-каких грибов да зеленой клюквы. Тем и поужинали. Заснули как убитые.
Проснулись от шума и громких голосов. Где-то поблизости разговаривали по-русски. Пошли осторожно на голоса, видим — на большой поляне много наших бойцов и командиров. Распоряжается коренастый командир в плащ-палатке на плечах. Уже после я узнал, что это был генерал-майор Н.И.Бирюков, командир 186-й стрелковой дивизии. Он выводил свою дивизию из окружения. Здесь, в лесу, собрались большие группы бойцов и командиров из 126-й, а также из 170-й, 174-й и других дивизий, которые генерал Бирюков вместе со своими частями и повел на восток. Организованно вышли к линии фронта, с боем прорвались к своим и тут же заняли оборону — уже в составе нашей 126-й дивизии.
Дня через два-три командование организовало поисковую группу из 19 человек, в которую включили и меня. Возглавил группу лейтенант Комаров. Перед нами поставили целый ряд задач, в том числе взорвать два моста. Но главная из этих задач — отыскать и уничтожить тяжелую немецкую батарею, которая по ночам вела методичный и весьма точный огонь по нашим боевым порядкам. Заставить ее замолчать иным способом не было возможности — противник полностью господствовал в воздухе, а тяжелой артиллерией наше командование не располагало.
Попрощались мы с друзьями, пошли во вражеский тыл. Линию фронта пересекли болотами, без шума. Подорвали мосты, начали искать батарею. Примерное ее расположение было нам известно.
Нашли и около двух суток наблюдали за батареей. Это 155-мм тяжелые гаубицы. Оборудована огневая позиция капитально — глубокие орудийные окопы, укрытия для людей, снарядные погребки. Все сооружения соединены ходами сообщения, стенки которых обшиты тесом. На краю лужайки — армейские большие палатки.
Распорядок дня соблюдался у фашистов строго. Едва солнце к закату, на батарею везут ужин. Поели, попиликали на губных гармошках — и спать. Остаются двое часовых — ходят по батарее, постреливают из автоматов. Зачем постреливают в глубоком своем тылу, непонятно, однако это нам на руку. В два часа пополуночи у них подъем. Часа три — три с половиной батарея ведет методический огонь, потом опять отдых до завтрака.
Гитлеровцев на батарее — человек пятьдесят, так что с ними-то мы управимся. Но примерно в километре к югу стоит еще какая-то вражеская часть. Значит, действовать надо тихо и быстро, без стрельбы. Лейтенант Комаров распределил нас по объектам — кому достались часовые, кому какая палатка.
Дождались мы ночи. Фашисты угомонились. Сменилась вторая пара часовых. Это тот момент, которого мы ждем. Часовые сошлись, поговорили, один закурил, другой, то есть наш «объект», пошел вдруг к кустам. Здесь мы с одним старшим сержантом, украинцем, встретили часового, да так, что и не пикнул. Второй что-то ему крикнул, но тут же огонек его сигареты, мелькнув дугой, упал на землю. Короткая возня — и опять тихо. Чисто сработали. А другие ребята уже вошли в палатки. Все обошлось без шума, но в последний момент мы едва не оплошали.
