такой могучий — чувствовал себя под надежной защитой беспрестанно улыбавшегося маленького китайца.
Поэтому удар, полученный осенним утром 1925 года, был для него так тяжел.
Керстен только что пришел к учителю, и тот спокойно сказал ему:
— Завтра я уезжаю в свой монастырь. Я должен начать приготовления к смерти, мне осталось жить только восемь лет.
Керстен растерянно пролепетал:
— Но это же невозможно! Вы не можете этого сделать… Откуда вы это знаете?
— Из самого надежного источника. Дата уже давно известна из моего гороскопа.
Тон и улыбка доктора Ко были такими же приветливыми, как всегда, но взгляд говорил о твердости принятого решения.
Боль утраты была такой острой, как будто у него вырвали кусок души, охватившее его чувство одиночества и покинутости таким сильным, что Керстен понял, до какой степени он был близок с этим маленьким морщинистым стариком с редкой седой бородкой, что он был его истинным последователем и учеником.
— Моя миссия выполнена, — продолжил доктор Ко. — Я передал вам все, что мне было позволено вам передать. Теперь вы можете продолжить мою работу здесь. Вы возьмете на себя моих больных.
Керстену осталось только помочь своему старому учителю собрать чемоданы. На следующий день доктор Ко сел на поезд до Гавра, откуда он должен был отправиться на пароходе в Сингапур, а оттуда уже добраться в свой родной Тибет.
Керстен больше никогда ничего не слышал о докторе Ко.
Глава вторая. Счастливый человек
1
Материальное положение Керстена изменилось, как говорится, в одночасье. У доктора Ко была серьезная клиентура. Личность его последователя — бодрость, полнота, обаятельная простота и обходительность, молодость — и сам факт того, что восточные техники и искусство старого ламы использовал европеец, привлекли к нему столько новых больных, что совсем скоро к Керстену надо было записываться на прием за три месяца вперед.
Он снял большую квартиру, обставил ее прекрасной мебелью, купил отличную машину и нанял шофера. Всем этим занималась Элизабет Любен. Когда все было готово, она стала его домоправительницей.
Такой большой и такой скорый успех не мог не вызвать зависть со стороны коллег по профессии. Но Керстен не обращал внимания на толки. Его поддерживали профессор Бир и другие знаменитости с медицинского факультета, а результаты его работы говорили сами за себя.
В 1928 году голландская королева Вильгельмина пригласила Керстена в Гаагу, чтобы он осмотрел ее мужа, принца Хендрика Нидерландского.
Керстен обследовал принца, воспользовавшись методом диагностики при помощи кончиков пальцев, как показал ему тибетский учитель, и обнаружил серьезную болезнь сердца. Конечно, другие врачи поставили тот же самый диагноз. Но даже лучшие из них не могли вывести принца из состояния прострации и давали ему не более шести месяцев. Керстен сразу и на долгие годы вернул его к нормальной жизни.
Это путешествие произвело на Керстена странное впечатление: он никогда раньше не был в Голландии, но с первой же минуты чудесным образом почувствовал себя на своем месте, в полном согласии с природой и людьми. Невозможно было поверить, что это зов предков, зов родины. Его семья покинула Голландию больше пятисот лет назад, потом жила в Гёттингене, в Восточной Пруссии и, наконец, в Лифляндии. Кровь давно перемешалась. Но, несмотря на это, Керстену показалось, что он нашел в Голландии свою настоящую родину, настоящую почву.
Расположение, которым он пользовался при дворе и в городе после выздоровления мужа королевы, только подтвердило и ускорило зов инстинкта. Керстен, обычно привыкший действовать с осторожностью и взвешивать все за и против, моментально принял решение поселиться в Нидерландах.
Он оставил за собой берлинскую квартиру, чтобы принимать там своих немецких клиентов, но его настоящим домом, очагом, который он для себя избрал, стала Гаага.
С этого времени он жил на две столицы. И там и там всеми его домашними делами заправляла Элизабет Любен. Совмещая обязанности экономки и секретаря, она оставалась для Керстена самым надежным и самым деятельным другом.
Вскоре ей пришлось заниматься и третьим жилищем.
Среди клиентов Керстена был Август Ростерг [8], владелец калийных шахт и фабрик, один из самых богатых промышленников Германии. В те времена его состояние оценивали в триста миллионов марок.
Он страдал от хронических мигреней, постоянных болей неясного происхождения, нарушений кровообращения, приступов переутомления, изнуряющей бессонницы — в общем, всеми недугами, которыми страдают представители большого бизнеса, люди, которых пожирают работа, ответственность и амбиции.
Ростерг обращался к самым крупным специалистам. Он принимал все возможные лекарства и лечился всеми возможными способами. Ничего не помогало. Даже отдых, который ему прописывали, исчерпав все средства, превращался в худшую из пыток.
Крайнее перенапряжение и нервное истощение были как раз той областью, в которой искусство доктора Ко было наиболее эффективным, поскольку речь шла о нервной системе. Керстен вылечил Ростерга и буквально спас ему этим жизнь.
Лечение было закончено. Промышленник спросил у Керстена, каков его гонорар.
Керстен назвал обычную сумму — 5000 марок за полный курс.
Промышленник выписал чек. Убирая его в бумажник, Керстен заметил, что первая цифра на чеке — единица. Он повернулся к Ростергу, чтобы указать ему на ошибку, но ему вдруг стало неудобно, даже стыдно своей мелочности. Керстен отнесся к этому философски: «Самые богатые всегда самые жадные. Ладно, в конце концов, не разорюсь же я».
На следующий день он понес чек в банк. Когда он уже собрался отойти от окошечка, клерк вдруг окликнул его:
— Доктор, доктор, вы забыли приписать два нуля к квитанции!
— Я не понимаю, — удивился Керстен.
— Этот чек не на 1000 марок, а на 100 000, — пояснил клерк.
— Откуда вы это взяли? — спросил доктор.
— Вы написали 1000.
— И что? — опять спросил Керстен.
— Но посмотрите, доктор, тут же написано, что чек на 100 000 марок.
Несмотря на свою всегдашнюю олимпийскую безмятежность, Керстен очень быстро вернулся к окошечку кассы. На чеке Ростерга действительно было написано «100 000 марок».
Глядя на это, Керстен на мгновение потерял дар речи. То, что он принял за жадность, было на самом деле свидетельством благодарности и щедрости.
— Ах, да… какой я рассеянный, — сказал он служащему.
Вернувшись домой, Керстен рассказал о случившемся Элизабет Любен. Она посоветовала ему вложить внезапно доставшееся ему состояние в покупку земли. Так Керстен купил поместье Хартцвальде, триста гектаров полей и лесов в шестидесяти километрах к востоку от Берлина.
2
Наступил 1931 год. У Гитлера теперь была мощная, многочисленная, прекрасно организованная партия фанатиков. Он обладал неисчерпаемыми ресурсами, у него были собственные войска, обученные и вооруженные, готовые убивать по его приказу.
