class="p1">Рём [9] руководил СА — штурмовыми отрядами.
Гиммлеру подчинялись СС — личная гвардия, янычары и палачи верховного руководителя партии.
А сам Гитлер орал все истеричнее и заявлял все увереннее, что скоро станет хозяином Германии, а затем и всей Европы.
Но люди устроены так, что большинство из них не понимает и не хочет видеть дурных предзнаменований.
Надо сказать, что Керстен совершенно не интересовался политикой. Она была ему безразлична. Газет он не читал. Мировые новости он узнавал от своих пациентов. Хорошими вести были или плохими, его реакция, его философия была простой: «Если с этим ничего нельзя сделать, то нечего и думать — только время зря терять».
Он был занят почти исключительно профессиональной деятельностью. В Берлине и Гааге пациентов было так много, что он начинал работать в восемь утра и заканчивал только к полуночи. Он не жаловался, ему нравилась его работа, он любил своих пациентов. Многих даже лечил бесплатно. Его репутация была безупречна, а слава со временем только росла. Начиная с 1930-го он каждый год ездил в Рим по вызову королевской семьи {1}.
Керстену, работавшему в трех столицах, времени на развлечения оставалось совсем немного. Но все же он успевал украшать свой дом в Гааге полотнами старых фламандских мастеров, заниматься поместьем в Хартцвальде {2} и как в Берлине, так и в Гааге много ухаживать за женщинами. Одна любовная история следовала за другой — были кратковременные увлечения, были и более серьезные. Его связи бывали сумбурными, но всегда оставались легкими, необременительными, хоть и не лишенными романтики и приятной сентиментальности. Обязанности и развлечения до того поглощали Керстена, что он даже не заметил, как Гитлер пришел к власти.
Кумир одетых в коричневые рубашки штурмовиков уже три дня как занимал пост рейхсканцлера, а Керстен все еще ничего не знал. Ему стало известно об этом из совершенно случайного разговора с одним из пациентов. Новость его не слишком взволновала. Он ведь был финским гражданином, а основное место жительства у него — Голландия. Пациенты же не перестанут у него лечиться? Женщины не перестанут ему улыбаться?
Он был доволен жизнью и не собирался никуда уезжать.
На следующий год, в июне 1934-го, Гитлер хладнокровно и беспощадно, с виртуозной жестокостью внезапно убивает посмевшего задвинуть его на второй план генерала Рёма и его высших офицеров [10], что заставляет весь мир содрогнуться от ужаса.
В ту кровавую ночь смертный приговор исполняли тщательно отобранные члены СС, которыми командовал лично их начальник Генрих Гиммлер. Именно с этого дня имя бывшего школьного учителя, до сих пор державшегося в тени, приобрело печальную известность. Великий инквизитор, главный палач гитлеровского правления вышел на свет.
Во время своих регулярных приездов в Берлин Керстен слышал, что его клиенты и друзья все чаще говорят о Гитлере с ужасом и отвращением. За ним стояли легионы СС, гестапо, пытки и концентрационные лагеря.
Среди пациентов Керстена были и состоятельные буржуа, и интеллектуалы, и простые люди (с которых он не брал денег за лечение). Большинству из них нацизм был отвратителен, они испытывали лишь стыд и страх. Керстен разделял их чувства. Его врожденное чувство справедливости, доброта, терпимость, склонность к общей уравновешенности и соблюдению приличий — все его существо было оскорблено и инстинктивно восставало против непомерной спеси, теории расового превосходства, полицейской тирании, преклонения перед фюрером, против самих основ Третьего рейха.
Но он был осмотрительным и благодушным, поэтому очень старался не задумываться о варварстве, против которого был бессилен, и пытался извлечь из своего нынешнего существования все приятности, которые жизнь может ему предоставить.
3
Произошло чудо.
Плотный, с хорошим цветом лица, незаметный и скромный, любитель удовольствий, он жил между Гаагой, Берлином и Римом, методично объезжая эти города по кругу. Он назначал консультации на месяц вперед, встречался, кроме пациентов, только с приятными ему людьми, не забывал уделять внимание очаровательным женщинам, тайком занимался благотворительностью и с помощью своего верного друга Элизабет Любен управлял своим состоянием, не выставляя его напоказ.
Такому стилю жизни вполне подходило положение холостяка. Керстен хотел бы, чтобы так продолжалось и дальше. Когда ему говорили, что неплохо было бы прекратить «карантин» и найти себе жену, он всегда отвечал, что на этот счет он загадал желание. При этом на лице его появлялась улыбка, которая и по сей день выдает собеседнику мечты чревоугодника.
— Когда я был маленьким, — говорил он, — моя мать в Дерпте часто готовила одно русское блюдо, которое я обожал, — называлось оно «рассольник». Я не пробовал его с детства. Ни в одном ресторане его не найдешь. В день, когда я снова его отведаю, — вот тогда, может быть, я и женюсь… от радости.
В конце февраля 1937 года Керстен, закончив несколько курсов лечения в Берлине, собирался, как обычно, уехать в Гаагу.
Накануне отъезда он пришел на обед к одному из старых друзей, полковнику в отставке, жена которого была родом из Риги. Предполагалось, что это будет камерная встреча, на которую были приглашены только сам Керстен и Элизабет Любен. Буквально перед самым обедом в доме без предупреждения появилась приехавшая из Силезии девушка, родители которой были давними знакомыми хозяев дома. Ее звали Ирмгард Нойшаффер.
Несмотря на слабость, которую он питал к хорошеньким личикам, поначалу Керстен почти не обратил на девушку внимания. Но его можно было понять: первым же блюдом, которое он — не веря своим глазам от восторга — обнаружил на столе, был пресловутый рассольник из его детства. По крайней мере, на вид это был он.
Керстен попробовал. Это действительно был тот самый рассольник! Он был изумителен.
Хозяйка дома, выросшая в Лифляндии, хорошо знала этот рецепт. Керстен ел тарелку за тарелкой. Тем не менее это совсем не помешало ему отдать должное и другим блюдам — исключительно сытный обед продолжался больше трех часов.
Незабываемые мгновения… Керстен был чрезвычайно растроган и впал в лирическое настроение. Он посмотрел на Ирмгард Нойшаффер. Она была очаровательна, свежа и весела. И вдруг он подумал: «Я женюсь на этой девушке».
Он тут же спросил ее:
— Мадемуазель, вы помолвлены?
— Нет, — ответила она. — А что?
— Тогда мы могли бы пожениться.
— Ну, вообще-то это несколько быстро, — смеясь, сказала она. — Давайте сначала попробуем писать друг другу.
Через два месяца обмена письмами они обручились. Прошло еще два месяца — и они поженились. Керстен ни разу не видел Ирмгард с того памятного обеда с рассольником до тех пор, пока не приехал в дом ее родителей, чтобы жениться на
