были в стволе? Увидев его недоуменный взгляд, пояснил: экспериментируют с оружием не так уж и редко. В старших классах средней школы я занимался в стрелковом кружке и даже участвовал в соревнованиях в тире, специально оборудованном в городском овраге. Дома у моего отца была малокалиберная винтовка, из которой он стрелял ворон для «мясного» рациона имевшейся овчарки. Никакого сейфа и контроля за патронами не было. Оставшись один, я из любопытства вынул из гильзы пулю, высыпал порох и сжег его, а гильзой зарядил винтовку и нажал на спуск. При ударе бойка по капсюлю звук был громче, чем при «стрельбе» пистонами игрушечным пистолетом. А пуля-то у меня осталась. Я слышал, что в охотничьих патронах при их снаряжении можно увеличить количество пороха. А почему бы не выстрелить сдвоенной пулей? Не увеличится ли от этого пробивная способность? Я вставил пулю в ствол, а следом – патрон и выстрелил в ближайший столб, выставив ствол в форточку. Выстрел прошел вполне штатно и в столбе оказалось одно входное отверстие. Оценить пробивную способность такого заряда возможности не имелось, но масса пули была вдвое больше. Вот наглядный пример наличия двух пуль в стволе оружия и в одном канале повреждения. Как и почему в канале ствола при самоубийстве оказалось две пули – у стрелявшего уже не спросишь. Но не заметить следов двукратного выстрела судебно-медицинский эксперт не мог. И следов присутствия другого человека в квартире, полагаю, обнаружено не было. Однако, версия убийства возникла у носившего милицейские погоны, то есть у профессионала, пусть и не высокой квалификации. Что же удивляться утверждениям о наличии в происшедшем криминала людей, имеющих о криминалистике смутное понятие.
Подозреваемый преступления не совершал
В следственной практике встречаются случаи, когда обстоятельства происшедшего позволяют достаточно аргументированно обвинять в совершении тяжкого преступления. Но в соответствии с требованиями ст.6 УПК РФ отказ от уголовного преследования невиновных в той же мере отвечает назначению уголовного судопроизводства, как и назначение справедливого наказания виновному. Доказывать невиновность подозреваемого следователю, как правило, приходится вопреки уже сложившемуся мнению и оперативных работников, и собственного руководства. Рассчитывать на поощрение в таких случаях не приходится. Но удовлетворение тем, что не допустил ошибки и не отдал под суд человека, преступление не совершавшего, искренняя человеческая благодарность – достойное завершение уголовного дела.
Он не убивал лейтенанта
Чрезвычайное происшествие случилось зимним вечером в р. п. Самойловка Саратовской области: при исполнении обязанностей погиб лейтенант милиции, начальник милицейского патруля.
Преступление поражало своей неординарностью. Патрулирование райцентра отличалось от обычного только наличием у одного из сержантов автомата АКСУ. Лейтенант был вооружен пистолетом. По объяснениям сержантов, при патрулировании в районе базы механизированной колонны они заметили двух мужчин, несущих аккумулятор. На требование остановиться, мужчины ускорили движение и повернули за угол здания. Начав их преследование, патрульные за углом обнаружили брошенный аккумулятор и двух убегающих мужчин, и вновь потребовали остановиться. Неожиданно со стороны убегавших прозвучала автоматная очередь, и бежавший впереди лейтенант рухнул на снег. Сержант выстрелил по преступникам очередью из автомата, но не попал и убегавшие скрылись.
Этой же ночью в райцентр приехал заместитель начальника УВД с сотрудниками УУР и непосредственно возглавил оперативно-розыскные мероприятия. Они были весьма эффективны: пока помощник прокурора района (должность следователя была вакантна) вместе с прокурором района осматривали место происшествия, преступление было раскрыто и получены признательные показания сержанта, стрелявшего из автомата, о неосторожном убийстве лейтенанта. Примерно через месяц в моем кабинете старшего следователя прокуратуры г. Балашова неожиданно появился прокурор Самойловского района. Надо отметить, что после трех лет моей работы следователем в этом районе у нас сложились очень уважительные и, в определенной мере, товарищеские отношения. Этому, конечно, способствовала моя предшествующая работа прокурором другого сельского района. Вернуться в родной город, где осталась проживать моя уже старенькая мать, мне сразу не удалось из-за отсутствия какой-либо вакансии, и я получил назначение следователем в ближайший район.
После обмена приветствиями, прокурор спросил меня: слышал ли я про убийство лейтенанта и не буду ли возражать против моей командировки для расследования этого дела. Доказательств по делу хватает, просто их нужно проанализировать и логически изложить. Его помощник этого сделать не сможет, а у него просто нет времени. К тому же дело осложнилось отказом сержанта от признания в убийстве и заключением баллистической экспертизы, исключающей выстрел из автомата сержанта пули, обнаруженной при вскрытии тела… При этих словах, у меня вопросительно поднялась бровь, и я озадаченно поглядел на прокурора. Да, пулю в морге подменили или подбросили, и вообще экспертизу проводил эксперт ЭКО УВД, продолжил он, и гильзы на место происшествия на следующий день подбросили… Подождите, остановил я прокурора. Конечно, при таких обстоятельствах экспертизу нужно было проводить в НИЛСЭ, но говорить об этом поздно. А вот к версии подброса (подмены) пули в морге я отношусь крайне скептически потому что:
1) подброс пули не имеет какого-либо смысла: если пулевое ранение сквозное, то при наличии выходного отверстия на одежде подброс пули становится очевидным и может служить доказательственным значением лишь фальсификации; если ранение слепое и пуля осталась в теле, то прежде чем подбрасывать её, необходимо изъять ту, которая в теле (труп прокурор с помощником осматривали хоть и с участием врача, но не раздевали; выходного отверстия на бушлате лейтенанта не было, а пуля была обнаружена судмедэкспертом в морге при снятии с трупа одежды);
2) подмена пули вполне возможна, но в процессе производства баллистической экспертизы, особенно в ЭКО УВД. Возможно и по прямому приказу носящему погоны эксперту, и оперативниками, если эксперт «не понимает»: один из них приходит к эксперту поинтересоваться предварительными результатами (что вполне естественно), просит показать пулю, а в это время другой оперативник организовывает телефонный звонок эксперту. А далее «ловкость рук и никакого мошенства». Но кому и зачем это нужно? Ведь преступление раскрыто самим милицейским начальством на высшем уровне. И эта версия вполне устраивает и милицию, и прокуратуру. Зачем же её ломать путем сложного в исполнении подлога?
Дело меня заинтересовало и против командировки я не возражал, тем более, что встретиться вновь с людьми, с которыми хорошо и слаженно работалось, было приятно. Я напомнил прокурору, что мое решение по делу может совсем не соответствовать общепринятому и санкционированному. Он согласно кивнул: «Аргументируешь – возражений не будет». Ожидаемо возражал прокурор города, но областная прокуратура дала «добро» на мою командировку.
Изучив материалы дела, я убедился, что другой версии кроме неосторожного убийства, совершенного сержантом, входящим в состав патруля, с самого начала и не было. Ведь само предположение о краже бывшего в эксплуатации аккумулятора преступниками, имеющими при себе автомат (пусть и «на всякий случай») просто невероятно. Хотя и применение патрулем оружия в ситуации отсутствия его у рядовых воришек тоже необоснованно. А признание сержанта исключило даже выдвижение других версий. Поэтому снимать гипсовые слепки со следов преступников, сфотографировать или зарисовать отобразившийся в них рельеф подошвы никто и не пытался. Не было и проверки тех, кому мог потребоваться автомобильный аккумулятор.
Отказ сержанта от признательных показаний уже на следующий день, препятствием для его обвинения, конечно, не являлся. Не такая уж это и редкость. Первоначальные объяснения вполне могли быть вызваны сговором сержантов с целью исключения уголовной ответственности виновника смерти лейтенанта, пистолет которого так и остался в кобуре. Хотя они имели и вполне материальные подтверждения: брошенный аккумулятор, гильзы на снегу, подтверждающие не только стрельбу из автомата сержанта, но и со стороны преступников. И сразу обратило внимание другое: отсутствие подтверждения полученных признаний от другого сержанта, участника патруля и очевидца происшедшего убийства. Ведь предполагаемое обещание сержанта свидетеля подтвердить согласованную версию теряло смысл после данных его товарищем признательных показаний. И не получить подтверждения признания от очевидца приехавшие с УВД просто не могли. Почему же не получили?
Адресовать этот вопрос заместителю начальника УВД либо сопровождающим его я не стал. Я пригласил замполита РОВД – он, конечно, не был ключевой фигурой проводимой проверки, но не присутствовать при ней тоже не мог. Вполне объяснимые его настороженность и скованность, односложность ответов исчезли после моего разъяснения отсутствия намерения не только протоколировать беседу, но и ссылаться на него как на источник полученной информации. Да, он присутствовал при
