получении полковником объяснений сержантов. И не только он (практика перекрестного допроса широко распространена у оперативников и допускается иногда и следователями). Конечно, сержантов допрашивали порознь. Да, сначала стрелявший из автомата не признавал своей вины. Но потом объяснили ему, что никто его в умышленном убийстве не обвиняет. А за убийство по неосторожности срок наказания небольшой и его даже арестовывать не будут, если он все подробно пояснит… Ну он и признался. Его попросили подтвердить приведенному товарищу, что он рассказал всю правду, и он подтвердил это. После этого его увели, и стали опрашивать второго сержанта. Но он только повторял уже данные объяснения и категорически отказался оговаривать сослуживца. Я внимательно поглядел на замполита: «Скажите, а полковник не обещал подозреваемому забрать с собой в Саратов в случае не признания вины?» Замполит вскинул на меня глаза: «Уверяю вас, что сержанта никто пальцем не трогал!». Я улыбнулся: «Не сомневаюсь. У меня больше нет вопросов». Уже у дверей кабинета майор обернулся: «Вы знаете, в отделе не верят, что сержант совершил убийство». Я ответил, что пока ничего не могу утверждать и пообещал доложить результаты расследования в коллективе РОВД.
Я внимательно рассмотрел схему к протоколу осмотра. От угла здания, за который свернули преступники, а затем и патрульные, был пустырь. Вот и обозначение брошенного аккумулятора. Затем на расстоянии десяти метров от здания и параллельно ему идет труба теплотрассы на высоте 80 сантиметров от земли. За теплотрассой ровная заснеженная поверхность на которой обозначена цепочка следов двух человек. Ближайшие строения расположены в 200 метрах. В пяти метрах до теплотрассы – местонахождение тела лейтенанта. В трех метрах от него сзади и двух метрах правее – местонахождение сержанта, стрелявшего из автомата и россыпь стреляных гильз. На схеме была обозначена и россыпь гильз за теплотрассой возле дорожки следов. Но это же прямое подтверждение стрельбы преступников из автомата. Почему этого не учитывает прокурор, участвовавший в осмотре? «А эти гильзы были подброшены. Когда мы ночью осматривали место происшествия, их не было» – пояснил прокурор. Опять подброс? И опять без ответа на вопросы: кем, когда, как и, главное, для чего? «Скажите, а каким образом отсутствующие при осмотре гильзы оказались указанными на схеме, приложенной к осмотру?» – не без иронии поинтересовался я у прокурора. «Так за теплотрассой местность уже утром осматривали. Ночью боялись следы затоптать. А дополнительно схему не стали оформлять». Не удивительно, что гильзы на расстоянии трех десятков метров остались ночью незамеченными. Тем более, что они не оставались на поверхности недавно выпавшего снега, на который они падали горячими после отстрела. Невозможность подброса гильз была очевидной. И как можно подбросить гильзы после происшедшей стрельбы, не оставив дополнительных следов обуви? Или преступники их из карманов доставали и на бегу разбрасывали? Но почему автоматная пуля, выпушенная с близкого расстояния, пробила тело насквозь фактически на излете и осталась в бушлате? Стреляли из самодельного или атипичного оружия? «И разброс гильз из автомата сержанта совершенно не соответствует его утверждениям о том, что он стрелял по убегавшим преступникам. Ведь автомат выбрасывает гильзы вправо и назад. Не стыкуется у сержанта» – выдвинул прокурор последний козырь. «Да, не соответствует», – согласился я. «Но и версии неосторожного убийства – тоже. Получается, что он умышленно лейтенанта убил». Версия неосторожного смертельного ранения, вероятность которой всеми оперативными сотрудниками (за исключением сотрудников местного РОВД) под сомнение даже не ставилась, подтверждения явно не находила. Но вопросы оставались и для ответа на них я назначил повторную баллистическую экспертизу. Для объективности я поручил её проведение Воронежской НИЛСЭ и о месте её проведения знал только прокурор района.
В лаборатории меня уже ожидал предупрежденный по телефону эксперт. Я вручил ему постановление о назначении экспертизы и по приложенной схеме осмотра места происшествия кратко изложил возникшие сомнения. Прочитав вопросы в постановлении, эксперт взглянул на схему: «Сержант лейтенанта не убивал» – уверенно заявил он. Эмоции от такого неожиданного и скоропалительного, на мой взгляд, категорического вывода выразительно отразились на моем лице, да я и не намеревался их скрывать. Эксперт улыбнулся: «Вы с прокурором из автомата стреляли? Из АКМ?» Я утвердительно кивнул. «И гильзы летели вправо-назад… Но сержант стрелял из АКСУ, а у этого автомата отражатель выбрасывает гильзы вправо-вперед». Уловив на моем лице тень недоверия, эксперт, открыв ящик стола, нашел в нем гильзу, вставил её в привезенный мною автомат и резко передернул затвор – гильза отлетела вправо-вперед. «При указанном на схеме расположении трупа и разбросе гильз попадание сержантом в лейтенанта исключено. А признание его – вынужденное. И убит лейтенант с боевого автомата, – продолжил эксперт. – Мне тоже читать приходилось о том, что пулей рельс пробивается. Только не с такого патрона. Ведь масса пули этого калибра меньше калибра 7.62 более чем в два раза. И скорость меньше – ствол-то укороченный. Исследования я, конечно, проведу, но на два ваших вопроса ответы будут такими». В полученном экспертном заключении также содержался вывод о том, что пуля, обнаруженная в бушлате лейтенанта, была выстреляна не из представленного автомата. Теперь были все основания для прекращения уголовного преследования в отношении сержанта.
Я вызвал его: «Скажите, почему вы признались в совершении убийства, которого не совершали?» Внимательно поглядев на меня, он вздохнул: «А что оставалось делать, если полковник пообещал забрать с собой в Саратов и поместить в общую камеру, где быстро узнают, что я – сотрудник милиции. А при признании обещал не арестовывать». Что же, объяснение убедительное и вполне достоверное. Но почему преступников не настигло вполне реальное возмездие: не менее сотни метров они пробежали на хорошо обозримом пространстве, а труба теплотрассы могла служить хорошей опорой и, в определенной степени, укрытием при стрельбе. Положить их в снег и не давать поднять головы сержант имел возможность. И служил он срочную службу в конвойных войсках, значит должен был регулярно выезжать на стрельбы и, самое главное, быть психологически подготовлен к стрельбе на поражение убегающего. И вдруг, такая растерянность и беспомощность? Сержант объяснил это просто: всю свою службу он водителем возил командира. Больше вопросов о возможной его причастности к убийству у меня не было.
Выполняя обещание, я доложил результаты расследования коллективу отдела в еженедельный день служебных занятий. Обычно, при наличии уважительных причин, с них стараются отпроситься. На сей раз в ленинской комнате (были такие во всех райотделах) не хватило мест и часть сотрудников слушали мою информацию стоя. Я изложил установленные обстоятельства, причину появления принятой за основу версии, анализ собранных доказательств и заключений экспертиз, доказывающих её полную несостоятельность. «Сержант к гибели лейтенанта не причастен. В отношении него уголовное преследование мною прекращено» – закончил я. «Могло ли быть раскрыто это убийство и почему оно осталось не раскрытым?» Такой нелицеприятный вопрос был задан. По всем канонам криминалистики совершение преступления невозможно без оставления преступником следов. Но не всегда их обнаруживают и правильно фиксируют. По данному делу их и не искали: виновный уже был назначен. А расследование же было поручено мне для направления дела в суд с обвинением сержанта. Но итог расследования оказался противоположным.
После моей информации в коридоре меня ожидали несколько офицеров: «Спасибо, что доказали невиновность сержанта».
Убийство или несчастный случай?
Вечером в Балашовскую ЦРБ поступила Елена Ванова с проникающим ножевым ранением. Ранение не было смертельным, но во время операции молодая девушка умерла от болевого шока. Дело было возбуждено по факту умышленного причинения тяжкого телесного повреждения, повлекшего смерть по неосторожности. Арест подозреваемого был санкционирован прокурором. При расследовании дела следователь милиции пришла к выводу, что совершено убийство и убедила в этом прокурора. Дело было принято к производству мною.
В этот субботний день Елена вместе с проживавшей с ней в квартире подругой Катей были приглашены на свадьбу. Но накануне Елена поссорилась с бойфрендом и осталась дома. Переживая ссору, она в одиночку употребляла спиртное. Катерина вернулась со свадьбы на такси втроем: она со своим приятелем и общим знакомым Константином намеревались продолжить общение в квартире. Открывшая дверь Елена вызвала ироничную реплику Константина: «Ну ты даешь, мы то со свадьбы, а ты где набралась?», на которую получил от расстроенной девушки нецензурный ответ. Катя прошла в комнату переодеться, а оставшийся в коридоре Константин
