А там, где мы наметили подъем на насыпь, работали бойцы нашего батальона - барахтались в снегу, выравнивая дорогу; ветер уносил во тьму вместе с вихрями поднятой лопатами снежной пыли веселый до беззаботности смех. Командир бригады, остановившись у въезда, похвалил красноармейцев:
- Молодцы, ребята! Танк взлетит тут, как на крыльях. - Но в голосе его я услышал едва скрываемое беспокойство. - Через полчаса, я думаю, начнем переправляться, капитан, - сказал он мне.
- Волнуешься? - спросил я.
- Нет, ничего... Впрочем, это ведь впервые в моей практике. - Он послал связных в колонну с приказом приблизить машины к насыпи и, как только настил будет готов, сразу начать переправу. - Заставлять простаивать поезда в такое напряженное время просто преступно. Хорошо, что ночь, пурга, а то налетов не избежать бы.
Из белой мглы выступил Астапов с лопатой в руках.
- Взгляните, товарищ подполковник, - сказал он. - По-моему, хватит, гладенькая дорожка получилась.
- Прекращайте работу, - сказал Оленин, посветил на часы и озадаченно проговорил, вглядываясь в темноту:
- Чего они медлят?
- В кювете не завязнут? - спросил я.
- Если на таких ямках будут вязнуть, то что же это за машины? Идут! Чувствуешь, земля вздрагивает? От их походки!
В отдалении колебалась реденькая цепочка тусклых огоньков: впереди каждой машины бежал боец и светил фонариком, чтобы не сбиться с дороги. Подполз к насыпи первый танк и, окатив нас густой снежной пылью, встал, тихо рокочущий, весь запорошенный, будто взмыленный от бега... Вскоре спустился к нам командир мотострелкового батальона и доложил, что настил готов и можно начать переправу.
- Начнем, - сказал Оленин, и мы поднялись на железнодорожное полотно, остановились поодаль.
Командир тяжелого танка, светя фонариком, взбирался по откосу на насыпь, за ним, не сворачивая, медленно ползла громадная машина, по сторонам в напряженном молчании тесной толпой стояли красноармейцы, следили, как она ползла все выше, выше. Вот она достигла полотна, осторожно развернулась вправо и двинулась в сторону моста.
- Молодцы! - негромко, как бы про себя, произнес подполковник Оленин с облегчением. - Умелые ребята!..
Вслед за первой уже взбиралась вторая машина - огонек впереди идущего человека как бы манил ее за собой. И эта развернулась, заскрежетав металлом о металл, и тронулась к переправе. Потом третья, четвертая...
- Пойдем взглянем, что там, на мосту, - сказал комбриг и зашагал, обгоняя машины, по засыпанным снегом шпалам.
На мосту мимо нас, словно по заводскому конвейеру, неспешно, через определенные промежутки, двигались танки. Мост тихо гудел, скрипели и глухо постукивали под гусеницами шпалы.
- При таком порядке, - крикнул Оленин, - мы быстро освободим мост!
Но через несколько минут движение оборвалось. Мост опустел. В наступившей тишине слышно было, как в железных переплетениях ферм свистел ветер. Прибежал танкист и, тяжело дыша, захлебываясь воздухом, сказал, что один танк завалился.
- Как завалился?! - Командир бригады рванулся, пересчитывая ногами шпалы. Я поспешил за ним.
На том месте, где разворачивались машины, один танк, не успев вовремя взять вправо, перевалил через пути и съехал вниз по другую сторону полотна. Танкисты торопливо закрепляли стальные тросы, чтобы вытаскивать его.
- Чей танк, кто командир? - спросил Оленин, подбегая и оглядываясь.
- Я, товарищ подполковник. - Снизу по вспаханной танком борозде, цепляясь руками за мерзлые кочки, взбирался танкист. - Лейтенант Лаптев. Упал, товарищ подполковник.
- Кто упал?
- Я упал. Споткнулся о рельс и упал. А водитель и проехал. Ему бы остановиться надо, если свет погас, а он проскочил. - Голос у танкиста дрожал. Оленин в ярости схватил лейтенанта за отвороты полушубка и сильно встряхнул.
- Никто не падает, один ты упал! Убить тебя мало!..
- Виноват, товарищ подполковник.
- Виноват, - передразнил Оленин. - Конечно, виноват! Растяпа! Вытаскивать надо. Живо!
Лаптев проворно вскочил и скатился вниз к своему танку.
В это время со стороны Серпухова медленно и тяжело накатывался состав. Паровоз издал несколько отрывистых гудков. Ветер уносил звуки за реку. В отдалении от разворота стоял на полотне красноармеец и предупреждающе взмахивал фонарем. Эшелон остановился, слышно было, как шумно дышал паровоз, выпуская пар, до нас долетали мелкие и холодные капли.
- Так я и знал! Именно в такой момент и должен подойти состав! воскликнул Оленин. - Надо же...
От паровоза тотчас прибежал машинист, невысокий, шустрый человек в шапке с торчащими в стороны наушниками, в коротком пиджаке, перепоясанном ремнем, в белых валенках с калошами, на боку - кобура с наганом. Он еще издали закричал всем, кто находился на путях:
- Что же это вы делаете? Очистить пути! Немедленно!
- Не кричи, - сказал ему Оленин. - Без тебя тошно.
- А мне не тошно? - Машинист сразу определил, что Оленин старший начальник, и, наскакивая на него, закричал еще громче и визгливей. - Ты знаешь, с чем я иду? Знаешь? С грузом. Самым ценным для обороны Тулы. Оружие везу, продовольствие. Да!.. Я обязан доставить его в самом срочном порядке. А вы меня задерживаете! Вас за такие дела по головке не погладят. За такие дела военный суд положен! Немедленный!
Оленин круто обернулся к нему.
- Пошел ты... знаешь куда! Не крутись под ногами, как волчок. Не мешай! А мы с чем едем? С мешками картошки, что ли? Уходи отсюда! - Он сказал это с такой решимостью и злостью, что машинист поперхнулся и отступил.
- Чего ты на меня окрысился? - уже тише и примирительней проговорил он. - Я же не за свое страдаю...
- А я за чье?
Машинист огляделся - в темноте различил танки справа, один танк, под откосом, слева, - и присвистнул озабоченно.
- Так мы можем простоять до утра... - Ветер рвал с него шапку, он придерживал ее обеими руками. - Утро настанет - самолеты могут заприметить состав и расшибут его вдребезги. Эх!..
- Не расшибут, - сказал Оленин. - Через полчаса тронешься. Время - еще полночи нет. Успеешь.
Свалившийся танк зацепили тремя тросами. Оленин крикнул собравшимся на полотне людям:
- Отойдите! Может лопнуть трос. - Он взмахнул рукой, подавая команду.
Машины мощно взревели, тросы натянулись туго, до звона, как струны. Танк из-под кручи медленно пополз вверх, гусеницы его вспахивали мерзлую насыпь. Вскоре показался над полотном высоко вскинутый зад машины; еще полметра, и танк опрокинулся всей своей тяжестью на пути. Теперь он сам чуть подался назад, ослабляя тросы. Их отцепили, и танк, загребая одной стороной гусениц, развернулся, чтобы двинуться к мосту. Командир бригады пригрозил лейтенанту Лаптеву:
