У меня тотчас возникла идея.
Маргарита Коненкова была женой знаменитого скульптора. Они вернулись в нашу страну после многих лет жизни в Штатах, почти тогда же, когда я вернулся из лагерей…
Очаровательно вздернутый носик, губки чувственным бантиком… Нет, не могу ее хорошо описать, я ведь не писатель… Но главное — тот самый зов в глазах, от которого впадает в безумство истинный мужчина.
Теперь о Коненкове… Уже в начале века он был модным скульптором. Как и положено в то время, придерживался либерального направления. Его дипломная работа «Самсон (читай — народ), разрывающий оковы» показалась настолько революционной, что, кажется, была уничтожена. Это весьма способствовало удачному началу его карьеры в предреволюционной России. Гигант-красавец Коненков был героем бесконечных романов, но однажды в мастерскую вошла девушка из провинции. Он сразу потерял голову, как и все ее мужчины…
Коненкова называли тогда «русским Роденом». Союз немолодого скульптора и юной девушки напоминал роман Родена и юной Клодель. Коненков, как и Роден, бесконечно лепил нагое тело возлюбленной. Но, в отличие от безумной подруги Родена, Маргарита оказалась очень практична. Коненков — далеко не последний в ее любовной коллекции. Ее тогдашние любовники — это многочисленные звезды, от Рахманинова до Шаляпина. Причем она владела высшим искусством — не только заполучить их, но и умело расстаться. Любовники становились «полезными друзьями».
Уже перед Революцией Коненкова избрали в Академию. После Революции его мастерская стала центром московско-петроградской богемы. Коненков пил, ходил в домотканых одеждах, божился, что умеет разговаривать с деревьями и гладить поющих соловьев. Участвовал в наглядной большевистской пропаганде, сделал гигантскую памятную доску «Жертвам и героям Революции». Доска, по-моему, до сорок седьмого года висела у Сенатской башни, на Кремлевской стене. Он был тогда доволен жизнью, но не она. Голодная Россия ей наскучила, и она пришла к нам. Это был лучший способ легально покинуть страну. Держалась предельно деловито. Сразу объяснила: они хотят жить в Америке с возможностью вернуться. За это она будет присылать нужную информацию, а мы ей — нужные суммы.
Я должен был в это время ехать в Америку, меня это очень устраивало. Я переговорил с Кобой. Коненкову разрешили участвовать в выставке русского и советского искусства в Нью-Йорке. После выставки они остались в Америке и объявили себя «невозвращенцами».
Моя поездка в Америку состоялась в конце двадцатых.
(Из своего американского прошлого расскажу лишь о том, что связано с Коненковыми.)
В Нью-Йорке я понял, что мы не прогадали. Коненков стремительно завоевал славу. Он умело пугал эксцентричностью, расхаживал по Бродвею в косоворотке, с неизменным котом на плече. Его нью-йоркская мастерская получила такую же экстравагантную популярность, как прежде — флигель на Пресне. Марго полностью вписалась в стиль богатой американской богемы — роскошные платья, украшения из драгоценных камней, сделанные по эскизам Коненкова. Бывать в мастерской Коненковых стало модно. Когда я к ним пришел, он, пьяный, играл на гармони. Было множество столь же пьяных левых интеллектуалов. Помню, Коненков кричал:
— Поглядите на ее руки с изящнейшими пальцами… Таких рук не видел никто!.. Моя жена и я — вот и все, чем славен Нью-Йорк!
Потом поехали к Гудзону, и Коненков чуть не утонул, пожелав забрать из воды отражение луны.
Регулярное посещение мастерской принесло мне тогда нескольких новых агентов. Да и Маргарита, благодаря положению, снабжала полезнейшей информацией. Но, к сожалению, все изменилось буквально в один день.
Тогда Маргарита привела в мастерскую, на свое и наше несчастье, какого-то безумца-теософа. Побеседовав с ним, назавтра Коненков стал другим человеком. Он заплатил огромные неустойки и отказался от многих выгодных заказов. Перестал пить и, к сожалению, лепить и рисовать. Теперь все время и деньги он тратил на книги. Это были особые книги — по теософии, астрологии, каббале. Он практически отгородился от мира. Мастерская потеряла для нас всякий интерес. Как объяснила нашему агенту Маргарита, он помешался на предсказаниях о конце мира. Подобно великому Ньютону, Коненков решил исчислить день грядущего Апокалипсиса.
Однако с середины тридцатых годов Маргарита вновь сумела стать очень нам нужной. Именно в тот период Коненков согласился вылепить один портрет. Он не смог отказаться, ибо это был портрет самого Эйнштейна (заказал знаменитый Принстонский университет)! Вот тогда великий ученый и великий донжуан Эйнштейн увидел Маргариту. Он позировал, когда вошла она, и был повержен мгновенно.
Она была решительна и переспала с ним чуть ли не в день знакомства. Уже вскоре они не могли жить друг без друга. Узнав о ситуации, я тотчас ее вызвал. Встретились в Центральном парке. Я почувствовал сразу: она не в восторге от встречи. И решил вернуть ее на землю с небес любви — поздравил с удачной работой. Слово «работа» ее явно покоробило. Но я настойчиво говорил в том же ключе.
Следующую встречу внезапно назначила она сама. Оказалось, Коненков откуда-то узнал о ее романе и пришел в ярость.
— До этого он никогда не вмешивался в мои увлечения, как и я в его. — Она помолчала и добавила: — Он, видно, понял, что это очень серьезно, и требует, чтоб я больше не виделась с Альбертом, угрожает разводом… — (Она не хотела бросать Коненкова, да и не могла, мы ей не разрешили бы.)
Все было написано на ее лице — безумие, страсть. И счастье! И страх! Она рассказывала мне и смеялась… сквозь слезы! Видимо, Эйнштейн тоже обезумел. Он придумал… как им жить вместе, не разводясь. Именно жить, не просто встречаться. Великий ученый оказался великим авантюристом. Коненков должен был получить письмо от врача, в котором сообщалось, что Маргарита серьезно больна. К письму предполагалось приложить медицинские справки, по которым мадам Коненковой рекомендовалось проводить большую часть времени в благоприятном климате курортного Саранак-Лейка, любимого местечка Эйнштейна.
Но как добыть справки? Это Нью-Йорк! Здесь фальшивый документ мог поставить крест на карьере врача.
Помню, с какой мольбой она смотрела на меня…
Я усмехнулся:
— Видимо, ваш муж прав, это — серьезно. Но это не избавляет вас от необходимости выполнять наши задания. Мы достанем вам справки от врачей.
Мы изготовили для нее подложные бумаги. Обеспокоенный Коненков тотчас отправил ее на отдых в Саранак-Лейк. Туда же вскоре приехал и Эйнштейн. Теперь влюбленные могли жить вместе. Домик, где поселились, они называли «гнездышком». Вещи, которые дарили друг другу, считались общими и именовались «Альмар» — по первым буквам их имен. Было и «Альмарово одеяло», и «Альмарово кресло», и «Альмарова трубка»… Что делать, подлинная любовная лирика безвкусна даже у великих… И счастливая Маргарита успешно мыла ученому его знаменитую густую шевелюру, которую не могла расчесать ни одна расческа…
