не делайте ни шагу за пределы республики. В такой ситуации ваш дом – ваша крепость», – сказал Борис Николаевич. Его устами гласила истина. Наши местные руководящие работники тоже не поддержали мое намерение вылететь в Москву. Президиум Верховного Совета также решил, что президент должен находиться в республике.
Члены Государственного комитета по чрезвычайному положению быстро перешли к действиям. Телефонная связь в республике была заблокирована, поступило распоряжение ни в коем случае не публиковать мое Обращение по центральному телевидению и в газетах. Но им не удалось заткнуть наши рты. Моя пресс-служба сумела оперативно передать текст Обращения в разные средства массовой информации, в том числе и зарубежные. Решительное слово Казахстана услышал весь мир. В Соединенных Штатах Америки вечером 20 августа официально была распространена информация о том, что наша взвешенная позиция и отказ от поддержки ГКЧП перевесили соотношение сил в сторону демократии.
Открытый разговор с Янаевым дал конкретный результат. Он заверил меня, что штурмовать Белый дом не будут. Я довел это до Ельцина. Эта новость, как я думаю, особенно вдохновила его. Тем более что сам он был человеком мужественным. С момента, когда «Вести» показали, как Ельцин, взобравшись на танк, зачитывает заявление, он превратился в народного героя. На второй день, увидев народ, плотным щитом окруживший Белый дом, впавшие в замешательство мятежники отказались от своих намерений и были вынуждены полететь в Форос, чтобы «бить челом» перед Горбачёвым. Так бесславно заткнулся тот трехдневный мятеж.
Действительно, недальновидность и бестолковость инициаторов Государственного комитета по чрезвычайному положению не могут не поражать. Похоже, они думали, что проблему решат быстро, как когда-то сместили с поста Хрущёва, и что толпа немедленно последует за ними. Куда там, ведь и общество, и люди успели измениться очень сильно, время было уже не то.
Особо запомнился момент моего первого разговора с Михаилом Сергеевичем после окончания путча. Это был действительно трепетный, трогающий душу разговор. По дрожащему от волнения голосу Горбачёва чувствовалось, что ему пришлось пережить. Михаил Сергеевич выразил сердечную благодарность всему народу Казахстана за проявление верности принципам свободы и демократии, преданности законно избранной государственной власти. Именно в то время у него в приемной ожидали аудиенции Янаев, Крючков, Бакланов и другие. Перед тем как запустить их, Горбачёв решил переговорить с Ельциным и со мной. Наш разговор занял всего минут десять, но я тоже пережил сильное волнение, а после этого даже почувствовал какое-то облегчение. А. Дзасохов в своей книге писал: «Был у меня с ним единственный разговор, когда он находился еще в Крыму. Это было 21 августа в 16 часов. Он сказал, что я третий, с кем он разговаривает. До меня разговаривал с Бушем и Назарбаевым». Положив трубку, я посмотрел на часы: было девять вечера. По телевизору начиналась программа «Время». Но ничего не было сказано о подавлении путча. Хотя после разговора с Горбачёвым у меня уже не было сомнений в полном поражении путча. Захотелось побыстрее поделиться этой радостью с казахстанцами.
Что делать? Вспомнил о телецентре, который виднелся из окна моего кабинета. Незамедлительно направились туда. Там не поверили, что к ним собственной персоной пожаловал сам президент. Очень удивились тому, что мои помощники требовали быстро подготовить студию для записи заявления. Стали делать это, только увидев меня воочию. Народу Казахстана я сообщил, что буквально недавно переговорил с президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, что он жив-здоров и вновь приступил к своим обязанностям. Я поблагодарил наш многонациональный народ за понимание и поддержку руководства республики в дни переворота. Но и тут не обошлось без приключения!.. Я уже покидал студию, когда телевизионщики с великим смущением попросили меня… заново записать это обращение. Оказывается, они тоже переполошились настолько, что забыли нажать кнопку записи… Что ж, я снова занял место в студии и вновь проговорил уже сказанное. Как мне показалось, второй дубль вышел более выразительным.
Августовские события – как финал мытарств социализма, как бесславный конец смутной поры – ускорили политические процессы, происходившие в Советском Союзе. Остановить распад Союза теперь уже стало невозможным.
Этот путч выявил многие вещи. Он закончился политической смертью компартии.
В книге Михаила Горбачёва «Остаюсь оптимистом» есть такие строки о действиях в августовские дни секретаря Центрального комитета КПСС Олега Бакланова: «Он, призывая меня поддержать комитет, говорил: «Вы отдохнете, мы сделаем в ваше отсутствие “грязную работу” (!), и вы вернетесь в Москву». Эти слова не нуждаются в комментариях.
19–20 августа в адрес Центрального комитета Компартии Казахстана поступил ряд документов из Центрального комитета КПСС, однозначно свидетельствующих о поддержке секретариатом Центрального комитета КПСС действий и постановлений так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению. Так, в одной секретной записке, в частности, говорится: «В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии Государственному комитету СССР по чрезвычайному положению». Этим Секретариат Центрального комитета КПСС уронил свой авторитет, противопоставил себя рядовым коммунистам, показал свою оторванность от истинных нужд и чаяний народа, подтвердил свою приверженность тоталитарному мышлению.
Наступило время сделать выбор.
Я сделал заявление о том, что не могу состоять в составе Политбюро и Центрального комитета КПСС и выхожу из них, что как руководитель партийной организации Казахстана хочу поставить перед коммунистами республики вопрос о выходе Компартии Казахстана из состава КПСС. Письма и телеграммы, полученные в те дни от тысяч коммунистов и беспартийных, укрепили меня в осознании правильности принятого мной решения.
Все плюсы и минусы перестройки уместились в жанр трагифарса – печальной иронии судьбы и истории.
В заключение этой главы хочу высказать свое мнение, которое всегда терзало меня. Горбачёву было нелегко. Время было очень сложное. Власть уходила из рук. Думаю, что он размышлял об объявлении чрезвычайного положения в стране. Вероятно, проскальзывала у него эта мысль. Ведь если бы ГКЧП победил, то М. Горбачёв был бы на коне. Возможно, он признался бы тогда, что обо всем этом знал. Если не приказал, то намекнул: «Я поехал, а вы делайте». Уж очень несамостоятельны и трусливы были те, кто взялся за переворот. Это мое сугубо личное мнение. Не все еще ясно в этом вопросе.
Бесславный конец смутной поры
«В целом правда о путче ГКЧП полностью не раскрыта до сих пор, хотя прошло три десятилетия и написано немало книг», – говорил я в предыдущей главе. По возвращении из Фороса Горбачёв на первой пресс-конференции сказал журналистам: «Всего я вам не скажу. Всего я не скажу никогда». Хотя я
