почти ежечасно был в курсе событий тех дней, поскольку во время путча не находился в Москве, в гуще этих событий, сказать что-либо конкретное сложно. А так о ГКЧП много всевозможных мнений.
«По рассказу Янаева, еще весной 1991 года Горбачёв дал поручение силовым министрам подготовить предложения по введению чрезвычайного положения в стране. Было подготовлено четыре варианта действий. Так что можно сказать, что идея создания ГКЧП принадлежала Горбачёву. Во всяком случае он не отвергал ее. За день до своего отпуска, 3 августа, на заседании кабинета министров он сказал: «Мы не позволим развалить Советский Союз, будем принимать все меры вплоть до введения чрезвычайного положения». С этими словами и отбыл в Форос.
Документ, который был обнародован 19 августа, – это один из вариантов, подготовленных для Горбачёва. И когда 18 августа группа товарищей прилетела в Форос, Горбачёв не сказал, что не надо вводить чрезвычайное положение. Он сказал буквально следующее: «Надо меры принимать, но вы поймите меня, я не могу в этом участвовать». Так писал Николай Зенькович.
Во время проводов в аэропорту Внуково-3 председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов сообщил, что соратники со всех сторон говорят о невозможности дальше терпеть такое, над страной нависла угроза и необходимо что-то предпринять. Тогда его прервал Горбачёв четкими словами: «Ну попробуйте, попробуйте». Кто знает, что он имел в виду. На одной из личных встреч Горбачёв и со мной делился внутренними сомнениями, задал вопрос в этом роде. В то время я не мог дать ему ответ по такому сложному вопросу.
Судя по книгам членов ГКЧП, они говорят, будто выполняли прямое поручение Горбачёва. Сергей Плеханов писал: «Действия ГКЧП были таковы, что наводили на мысль: он является исполнительным органом, а центр принятия решений находится вне Комитета. Поведение его членов производило впечатление, что они ожидают чьих-то указаний, а когда их не последовало, они запаниковали. Похоже, эту неуверенность заметили в окружении Ельцина и закономерно связали со странной изоляцией президента СССР. Вполне вероятно, что у них имелись какие-то улики, и Горбачёву дали понять, что его “подловили” на соучастии в подготовке диктатуры и ждут от него сговорчивости. На самом деле обвинить его открыто в подготовке переворота было бы не очень удобно для руководства России – тогда выходило бы, что действия ГКЧП оказывались легитимными. А вот управлять попавшимся на крючок Горбачёвым было намного проще». Так, хотя Язову было приказано подтянуть войска к Москве, дальше никакого указания не было – и это из-за неуверенности. Даже если допустить, что публицисты многие вещи упрощают, даже если не учитывать того, что большой политик Шеварднадзе говорил о том, что Горбачёв знал о готовящемся путче (однажды он с высокой трибуны открыто сказал о «наступлении диктатуры»), весь мир своими глазами увидел, что вид у вернувшегося из Фороса президента напоминал больше побежденного человека, нежели победившего.
Когда мы с Борисом Николаевичем играли в теннис, в случае сомнительного падения мяча вовнутрь или вовне он всегда кричал: «Аут!» Поскольку это повторялось часто, я выразил как бы обиду: «Борис Николаевич, если будем играть так, то вас невозможно будет победить!» Тогда Ельцин ответил: «Моя жизнь без того трудная, а вы хотите, чтобы я проигрывал и здесь?» Да, он был борцом, не терпел поражений. ГКЧП был ему на руку. Он не только повел за собой народ, соорудил баррикады возле Белого дома и отразил путчистов, но и отправил в Форос специальный самолет и привез президента в Москву в добром здравии. 21 августа были арестованы все члены так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению. Вскоре они были привлечены к уголовной ответственности.
Горбачёв безоговорочно признал решающую роль Ельцина в подавлении путча. Это закончилось тем, что президент страны был приглашен на заседание Верховного Совета РСФСР, где Ельцин собственноручно подписал указ о прекращении деятельности компартии на глазах у Горбачёва. В присутствии всех средств массовой информации подошел к трибуне и потребовал, чтобы Горбачёв тоже подписал. Это, конечно, была попытка опозорить Горбачёва. Тот не мог ничего сделать, лишь промолвил: «Борис Николаевич, оставьте, нельзя так делать…» Спустя месяц сам генеральный секретарь оставил свою партию.
В результате последствий этой смуты для нас родилась одна существенная возможность…
Семипалатинский полигон – наследие холодной войны.
В 1945 году, после того как Америка сбросила бомбы на города Хиросима и Нагасаки, началась бешеная гонка вооружений. По поручению Сталина под контролем Берии, под руководством Курчатова за короткое время удалось добиться создания советской атомной бомбы. Есть мнение, что Советский Союз овладел секретами атомного оружия путем разведки, шпионажа. Позже выяснилось, что это дело действительно осуществилось под руководством Берии. Но даже в этом случае ясно то, что формула, написанная на бумаге, сама собой не превращается в бомбу. Следует отметить, в ту пору сильного обострения международной обстановки советские физики сделали большое дело по обеспечению безопасности Родины. В 1947 году Сталин подписал решение о создании вблизи города Семипалатинска ядерного полигона. Секретному городу дали секретное название Семипалатинск‐21. По прошествии всего двух лет…
«29 августа 1949 года…
Ровно в семь часов утра стремительно разрастающийся огненный шар внезапно вонзился в тело земли и, опалив его, грозно взметнулся над миром, словно вознамерившись заменить собой Солнце. Земля от боли и неожиданности буквально вскрикнула. За огненным шаром столбом, словно зачарованные чудовищной мощью и ослепительным сиянием, потянулись горящий пепел и испарения исчезнувшей плоти степи. Горелый запах земного покрова и горький запах удушливого дыма искусственный ветер мгновенно разнес по всем окрестностям, словно возвещая о приближении невиданного и беспощадного врага. Будто гигантская невидимая метла разом смахнула с лица земли обезумевшую живность и ничего не понимающую растительность и отбросила их на несколько миль. Словно гигантский сказочный дракон Айдахар, вылезший из недр земли, провел своим огромным огненным языком по ее телу.
Люди, населяющие близлежащие редкие аулы и малочисленные хутора, потрясенные резким сотрясением земли и ярким мгновенным сиянием небосвода, выбегали на улицы, безмолвно и потрясенно смотрели на горизонт, где вопреки всякой человеческой логике и опыту рождалось и потухало на глазах второе солнце.
Все кончено… Горелое, без единой растительности и окрашенное в черные сумрачные цвета куцее покрывало степи. Слепые орлы, словно только что родившиеся птенцы, ковыляющие по степи неведомо куда и зачем. Агонизирующие тела мелких млекопитающих – грызунов, корсаков, волков и только недавно зеленых и шустрых ящериц. В их предсмертных судорогах ощущался немой вопрос, заданный неизвестно кому: “За что?..” А потрясенные и оторопелые люди все еще не могли выйти из какого-то оцепенения, так и не найдя
