был из Семипалатинска. Я не знал, верить ли его рассказам, которые он обычно вел чуть ли не шепотом. «Мне было лет 10–11. Однажды словно небо раскололось надвое. Печку, сложенную во дворе, в один миг унесло страшным ветром. Посыпались стекла на окнах. Упала дымоходная труба на крыше. От воя собак и скота кругом стоял невообразимый шум. Выскочившие из домов люди словно застыли на местах, потому что, не говоря о детях, даже взрослые не могли понять, что произошло. Оказывается, это была ударная волна», – рассказывал друг Толеутай. Его старший брат и младшая сестра заболели и рано покинули сей мир. Впоследствии Толеутай Сулейменов стал политиком и занимал большие посты, и когда он однажды в составе делегации нашей страны ездил в США, им показывали документальный фильм о Семипалатинском полигоне. Толеутай не смог досмотреть до конца этот фильм, не выдержал. Помню, он говорил: «Я не мог сдержать слез. Показано, как в аулах остались несколько стариков, овцы, собаки. Была возможность вывезти их, но их оставили. Все вокруг превратилось в огромный вихрь, летало в небе. Дальше я не мог сидеть в зале».
Перестройка – процесс сложный. У нее было много положительных сторон, но хватало и отрицательных. Об отрицательных сторонах достаточно сказано в предыдущей главе. Самый позитивный момент перестройки – гласность. В те годы были раскрыты многие ужасные явления советской поры: голод 20-х, 30-х годов, массовые репрессии после них, правда войны, злоупотребления, пережитые нашим народом во время поднятия целины, трагедия Желтоксана и т. д. Выдающиеся личности, подвергшиеся репрессиям, были оправданы именно в те годы. Правда о положении дел на Семипалатинском полигоне впервые была обнародована в период гласности. До этого ни у секретаря Центрального комитета, ни у главы правительства, ни даже у члена Политбюро ЦК КПСС и первого секретаря Центрального комитета Компартии Казахстана Д. А. Кунаева не было возможности не только вмешиваться в ситуацию на полигоне, но даже посетить его. В то время не советовались с руководителем республики, не спрашивали разрешения выделить землю для полигона. Поскольку никто из нас не посещал его, ничего не видел своими глазами, мы, конечно, не были в курсе дел. Все эти вопросы относились к особо важным государственным секретам. Более того, не говоря об испытательном ядерном полигоне, который считался военным объектом, руководитель республики не мог тогда побывать и на Байконуре. Я первый руководитель Казахстана, посетивший его. Выходит, не имел смысла статус нашей республики, утвержденный Конституцией. Все – пустые слова. Тогда все решал Центр, над всем господствовала Москва. Ядерный полигон представлял собой государство в государстве. Поэтому, думаю, мы должны быть благодарны перестройке за то, что она открыла дорогу для его закрытия.
Как был «задушен» ядерный монстр
Сильным толчком в деле раскрытия правды о полигоне послужила авария в Чернобыле в 1986 году. Тогда писали, что от распространившейся в атмосфере радиации более четырех тысяч человек заболели раком. Проанализировав последствия ядерных испытаний на земле Семея, наши специалисты пришли к выводу, что ущерб, нанесенный казахстанским полигоном, минимум в два раза превышает чернобыльский. На казахской земле за все это время было произведено 456 ядерных взрывов, в том числе 116 открытым способом, то есть на земле или в атмосфере. Общая мощность этих зарядов в две с половиной тысячи раз превышала мощность сброшенной на Хиросиму атомной бомбы. Конечно, голые цифры ни о чем не говорят. А в действительности даже трудно представить мощь 456 наземных и подземных взрывов. Как известно, в 1963 году было подписано соглашение о запрещении испытания ядерного оружия в атмосфере, в космосе и под водой. Все взрывы впоследствии производились под землей. Многие годы упорно распространялась легенда о безвредности подземных взрывов. Развеять эту легенду тоже помогла гласность. В годы перестройки открыто приводились факты выброса в атмосферу радиоактивных элементов, писалось о вреде, наносимом ими окружающей среде, здоровью людей. Например, с начала испытаний число больных раком выросло в три раза.
Меня особенно сильно возмутило то, что прошло лишь несколько месяцев после чернобыльской аварии, как нам было дано задание расширить территорию Семипалатинского ядерного полигона. Для этого, оказывается, было получено согласие первого секретаря. Нам нужны новые территории, готовьтесь для встречи генералов и специалистов, которые будут заниматься конкретной подготовительной работой, – такое указание поступило из Министерства обороны. Меня буквально охватила ярость. «А что, разве есть постановление Центрального комитета и правительства? Почему я, глава правительства Казахстана, первый раз слышу об этом?» – спрашиваю. «Постановления пока нет, но будет. Проект создан и согласован с Центральным комитетом. Получив документ, подпишите и примите к исполнению», – чиновник говорил повелительным тоном. «Извините, я не могу подписать такой документ. Более того, я постараюсь изменить это решение», – сказал я твердо. Затем позвонил Колбину и спросил: «Это что за ситуация, правда, что вы дали согласие?» «Да, был такой разговор, если мне память не изменяет, речь идет не о строительстве нового полигона, а о расширении территории существующего. Что, есть проблемы?» – ответил тот как ни в чем не бывало. Я объяснил, что есть проблемы, причем очень большие. «Если будем возражать, нас обоих снимут с работы, – сказал Колбин, но, видимо, мои слова все же оказали на него влияние, он в конце концов добавил: – Ладно, тогда постарайтесь сами остановить их». То есть он развязал мне руки для дальнейших действий. Я провел переговоры с секретарями нашего центрального комитета. Но никто из них не хотел что-либо делать. Я рассказал о неоднократных встречах Михаила Горбачёва и Рональда Рейгана, которые на переговорах конкретно обсуждали пути прекращения холодной войны, но и это не подействовало на них. Они смотрели на меня как на человека, желающего ослабить обороноспособность Советского Союза. Что делать? Пришлось нарушить установленный порядок и, обойдя Колбина, напрямую выйти на генерального секретаря. Михаил Сергеевич отрезал, что эта тема не подлежит обсуждению. Обычно многословный человек в один момент стал весьма конкретным.
Здесь на помощь вновь пришли гласность, демократия.
Расширение полигона предусматривалось осуществить за счет территории Талды-Курганской области. Я специально вызвал в Алматы председателя областного исполнительного комитета Сеильбека Шаухаманова, поскольку данную тему нельзя было обсуждать по телефону. «Что хотите, то и делайте, – сказал я ему, – но распространяйте слух о расширении территории полигона. Кроме этого, через несколько дней проведите митинг протеста неожиданно собравшейся общественности». Шаухаманов испугался, говорит: «Если займемся этим, мы оба останемся без работы». «Насчет себя – не знаю, но вы точно останетесь без работы. Если не займетесь этим, я сам освобожу вас от работы», –
