Леонид Бежин - Ду Фу

Безмятежное настроение этих летних дней в Цзычжоу было прервано тревожными вестями, полученными осенью. В сентябре 783 года в страну вторглись отряды тибетцев, захватившие пограничную область Лунъюй и начавшие стремительное продвижение к столице. Верховный евнух Чэн Юаньчжэнь, сменивший на этом посту убитого Ли Фуго (бывшего диктатора нашли зимним утром в кровати с отрезанной головой), ничего не сообщил императору о грозящей опасности, и китайская армия не успела организовать оборону. Столица Чанъань осталась незащищенной, и когда враги были уже совсем близко, император бежал из города, а 16 ноября в Чанъань вошли тибетцы... Узнав об этом, Ду Фу вновь задумался над планами боевых операций и составил доклад, содержавший ряд стратегических предложений. Надежды на скорое возвращение в Яньши рухнули. Оставалось одно - ждать.

В лодке все спали, и лишь один Жеребенок, случайно приоткрыв глаза, видел, как отец поднялся с циновки, накинул на плечи теплый зимний халат и вышел на палубу. Жеребенок, уже привыкший к тому, что у отца бессонница и он часто встает по ночам, хотел снова заснуть, но странный белый свет, мелькнувший за занавеской, заставил отбросить одеяло. Жеребенок понял, что над рекой шел снег, и это вызвало в нем желание хотя бы краешком глаза взглянуть на необычное зрелище. Здесь, на юге, снег выпадает редко, и было бы обидно пропустить такой случай. Поэтому мальчик тихонько оделся и, поеживаясь от холода, нырнул под занавеску вслед за отцом. Ду Фу сидел под самой мачтой и смотрел на реку. Лицо его было спокойно, и если бы не слабый свет луны, пробивавшийся из-за туч, Жеребенок бы не заметил, что в глазах отца блестят слезы. Мальчик от растерянности замер на месте, намереваясь юркнуть обратно под навес, но отец жестом подозвал его к себе, посадил рядом и обнял. «Ничего, ничего, мы их прогоним, этих бандитов, обязательно прогоним», - пробормотал он, и Жеребенку стало ясно, о чем думал отец. Конечно, о воинственных племенах туфаней, захвативших столицу, о новых расправах и казнях, о свисте ременных плетей, рассекающих воздух, и гортанных криках всадников, о тюках с награбленным добром, притороченным к седлам тибетских лошадок.

«Какой чудесный снег!» - сказал мальчик, чтобы успокоить отца, и Ду Фу улыбнулся ему в ответ: «Да чудесный, давно такого не выпадало». Они вместе смотрели на крупные белые хлопья, похожие на ивовый пух, на побелевший прибрежный кустарник и покрытые белыми шапками валуны, на которых женщины отбивают белье. Падая на воду, снег мгновенно таял, но полоска бамбукового леса на берегу оставалась белой, словно иероглиф «бай», часто встречавшийся в стихах Ду Фу, посвященных родному северу. «Если набрать побольше таких иероглифов, то и получится сегодняшний снегопад», - думал мальчик, подставляя ладонь под падающие хлопья и глядя, как они медленно тают, превращаясь в капельки воды. «Тебе это о чем-нибудь напоминает?» - спросил отец, заметивший его жест. «Когда у нас на севере шел снег, я так же подставлял руку», - ответил Жеребенок и тотчас же пожалел о сказанном: в глазах отца снова заблестели слезы («Как часто он стал плакать», - подумал мальчик). Ду Фу надолго замолчал, ветер шевелил его бороду, и пряди седых волос на голове казались обсыпанными снегом. Отец часто писал в стихах, что его виски словно побелил иней, и вот теперь Жеребенок в самом деле не мог разобрать, то ли это седина, то ли снежные хлопья. «Ты не замерз? Принести тебе плащ?» - спросил он, испытывая чувство острой жалости к отцу. Ду Фу не ответил, словно не расслышав вопроса. Мальчику стало тоскливо и немного страшно стоять в темноте (луна совсем исчезла за тучами), и, поклонившись на прощание, он отправился спать.

Оставшись один, Ду Фу еще сильнее укутался в халат. Снег летел ему прямо в лицо, и вскоре сидевший на палубе поэт стал похож на заснеженное старое дерево. Есть такие деревья с голыми торчащими ветками, потрескавшейся корой и обнаженными корнями, - они доживают до глубокой старости, потому что никому не нужны. Это сравнение понравилось Ду Фу, и он подумал, что было бы хорошо использовать его в стихах о «человеке с седыми висками», у которого нет пристанища в мире и ветер носит его, словно перекати-поле. Однажды Ду Фу написал о себе: «В молодости я был похож на рыбу, которая весело плещется в ручье, а теперь я стал похож на бездомную собаку». И это истинно так. Он часто ловит себя на мысли, что ему безразлично, ехать или оставаться на месте, - все равно вокруг чужбина. И как ни гостеприимны новые друзья, встречающие его повсюду, их щедрые подарки не избавят от горького сознания своего одиночества. Он - вечный странник на чужбине. Такова судьба, с которой он должен мириться. И хотя он прочел множество даосских книг, помогающих сохранять мужество в тяжелые дни, ему никогда не было так горько, как в эту зиму.

К утру потеплеет и снег превратится в дождь. Серые облака, застилающие небо, и белесый туман, укутывающий даль реки, сольются в густую, непроглядную пелену. На поверхность воды словно опустится мелкая, сотканная из тончайшей паутины рыбацкая сеть, и запрыгают пузыри, похожие на головы резвящихся рыб. Дождь застучит по палубе лодки и бамбуковому навесу, под которым прячутся дети, жена и он сам, не знающий, как их согреть и чем накормить. Насквозь отсыревший парус обвиснет, как мокрая тряпка, и ветер погонит их лодку к прибрежным камышам. Они будут долго стоять у берега, дожидаясь, когда кончится ненастье, и Ду Фу не спастись от тяжелых мыслей. С осени у него больна дочь, и жене становится все труднее ее выхаживать вдали от соломенной хижины, их единственного пристанища здесь, на юге. Их мальчики тоже часто недомогают, хотя стараются скрывать это от родителей, да и самого Ду Фу душит кашель и бьет лихорадка. Кончается 763 год, а в их судьбе - никакого просвета. «Всадники в желтых тюрбанах» - воинственные туфани - еще не изгнаны из страны. Некогда, во времена династии Хань, нашелся смельчак, попросивший у императора веревку, на которой он обещал привести во дворец плененного вождя жестоких «варваров». А сейчас найдется ли полководец, чтобы вернуть стране мир?