СЕМЕЙСТВО ДУ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В СОЛОМЕННУЮ ХИЖИНУ
Старый сторожевой пес со впалыми боками и облезлой шерстью, положивший голову на лапы и с тоской смотревший на пустую глиняную миску, из которой пили дождевую воду юркие пичуги, внезапно приподнял голову, недоверчиво прислушался к отдаленному скрипу колес, а затем с лаем бросился к воротам. Вот уже два года он жил без хозяев, охраняя брошенное ими жилище, уныло слоняясь по двору или убегая на поиски добычи, и все это время собственное существование казалось ему таким же пустым и никому не нужным, как шелуха кунжутных орехов. Старый пес уже потерял последнюю надежду снова увидеть обитателей дома, услышать вкусный запах домашней похлебки, получить мозговую косточку со сладкими хрящиками, поймать на лету поджаренную в масле пампушку, потереться спиной о ногу хозяина или опрокинуться на спину в ожидании, что хозяин почешет ему живот, и вдруг ворота дома открылись и во двор въехала коляска, в которой сидел его хозяин с женой и детьми. Обезумев от радости, сторожевой пес бросился к ним, стал лизать руки, взвизгивать и подпрыгивать, норовя лизнуть в лицо. Они шутливо отворачивались, но не бранились и не прогоняли его, а хозяин даже ласково погладил верного пса и вытряхнул ему в миску остатки еды из дорожной коробки. Пес набросился на еду и почти мгновенно опустошил миску, не успев почувствовать, что в ней было. Досыта наевшись, он вылизал миску, потерся спиной о ногу хозяина и от умильного восторга спрятался у него под полой халата. Спрятался и долго не хотел вылезать, хотя все смеялись и стыдили его, а Ду Фу называл бедного пса старым бездельником, таким же, как его хозяин. Ду Фу делал вид, что сердится, хотя на самом деле совсем не сердился; напротив, он сам готов был впасть в умильный восторг при виде соломенной хижины.
Целых два года они скитались по южным землям и вот теперь - в солнечный весенний день - возвратились на берега Реки Ста Цветов. Возвратились радостные, окрыленные, полные самых счастливых надежд: мятежники Сюя Девятого разгромлены, а кроме того, получена весть о победе императорской армии, возглавляемой храбрым Го Цзыи, над воинственными тибетцами. Столица Чанъань освобождена; 2 февраля 764 года император вновь поселился в своем дворце. Это событие вызвало бурное ликование в городе: несколько дней не смолкало шумное празднество, и весь народ славил освободителей родного края. Многие провинциальные чиновники, съехавшиеся в столицу, получили новые назначения. В их числе получил назначение и Ду Фу, о котором внезапно вспомнили во дворце. Поэта снова назначили инспектором по делам просвещения, но уже не области Хуачжоу, которую он покинул много лет назад, а столичной префектуры Цзиньчжао. Помимо всего прочего, это означало, что Ду Фу получал возможность вернуться на север, о чем он так мечтал и к чему стремился. Казалось бы, он должен не раздумывая принять новое назначение, но Ду Фу понимал, что за оказанную милость придется платить. В столице на каждого подчиненного - десять начальников, каждому из которых надо льстить и угождать, и чем выше кабинет начальника, тем ниже сгибают перед ним спину. Многие чиновники готовы пасть ниц, сдувая пыль с туфель своего начальства и подкатываясь ковриком ему под ноги. Такова плата за службу в столице - плата унизительная для седеющего поэта. Поэтому, как ни тяжело ему было, Ду Фу не принял нового назначения и вежливо отклонил императорскую милость: здесь, на юге, он слишком привык к независимости, чтобы отказаться от нее, соблазнившись званием столичного чиновника. Вместо префектуры Цзиньчжао он вновь отправился в Чэнду, чтобы встретить там своего старого друга Янь У.
Те, кто полагал, что Янь У, вызванный к императорскому двору, навсегда останется в столице, ошиблись: 11 февраля 764 года он был назначен генерал-губернатором Цзяннани - огромного района к югу от Янцзы. Таким образом, полномочия Янь У значительно расширились, хотя он и вернулся на прежнее место службы. После бессмысленного кровавого мятежа Сюя Девятого южане смотрели на Янь У как на посланца самого Неба, тем более что и раньше они относились к нему с большой любовью. Все ждали от Янь У такого же справедливого и гуманного правления, как и в прежние годы, связывая с ним надежды на возрождение края. Ду Фу искренне разделял энтузиазм своих сограждан, хотя ему-то были знакомы не только хорошие, но и дурные стороны натуры Янь У - его вспыльчивый нрав, заносчивость, склонность к роскоши и безрассудному мотовству. Поэт подчас мягко увещевал своего друга, призывая его к той скромности и непритязательности, которые отличали лучших людей древности. Случались меж ними и ссоры, но при этом Ду Фу продолжал искренне уважать Янь У, глубоко ценя его дружбу. Кроме того, Янь У был для поэта не только другом, но и покровителем, готовым помочь в трудную минуту, и лишь благодаря ему Ду Фу смог вновь поселиться на берегу Реки Ста Цветов.
Едва лишь показалась вдали соломенная крыша дома, залаяли собаки и закричали соседские петухи, у Ду Фу гулко забилось сердце и, как писалось в древности, он «стал от нетерпения вытягивать шею». Жена и дети тоже высовывали головы из окон и привставали с сиденья, а Жеребенок от избытка радости даже выскочил из коляски и побежал впереди лошадей. Когда открыли ворота, прежде всего увидели четыре маленьких сосны, посаженных Ду Фу незадолго до отъезда. Сосны чудом сохранились и выжили - зеленые и стройные, они тянулись вверх, к весеннему солнцу. Ду Фу бережно полил их и взрыхлил под ними землю, а затем по-хозяйски обошел двор, заглянул во все уголки, испытывая ту острую радость узнавания, которая появляется вблизи родных мест.
Заросшая мхами,
тропинка выходит к реке,
Под старым навесом
цветы, как и прежде, стоят.
Давно я покинул
родное жилище мое
И вновь возвращаюсь
в весенний запущенный сад.
Стою, опираясь о посох,
у старых камней,
Бочонок вина
выношу на прибрежный песок.
Далекие чайки
над заводью тихо скользят,
И ласточек легкую стаю
несет ветерок.
Хотя нам бывает и трудно
по жизни идти,
Не ведаем, много ль иль мало
еще проживем.
Когда протрезвею,
вина себе снова налью
И снова почувствую с радостью:
это мой дом!
(«Возвращение весной»)
Приведя в порядок соломенную хижину, починив местами прохудившуюся крышу и выдернув сорняки, заполонившие сад, Ду Фу стал, как и прежде, навещать Янь У, и тот все чаще заговаривал о том, чтобы поэт поступил к нему на службу. Генерал-губернатору Цзяннани нужен умный советник, а для Ду Фу чиновничье жалованье будет большим подспорьем, ведь не секрет, что в его доме часто нечего есть. Так говорил Янь У, убеждая поэта, но Ду Фу отвечал уклончиво и неопределенно. Да, он благодарит своего друга за заботу, но в его ли годы так резко менять привычный уклад! Он уже стар для служебной карьеры и оставшиеся дни хочет использовать для творчества. Поэтому Ду Фу просит уважаемого Янь У извинить его, но он готов и дальше хлебать жидкий овощной суп, лишь бы не погружаться снова в чиновничью рутину, обольщаясь несбыточными надеждами на то, что когда-нибудь ему поручат настоящее дело... Янь У принимал эти объяснения с терпеливой улыбкой, сам же снова и снова принимался убеждать Ду Фу, а однажды пожаловал к нему в соломенную хижину с вином и изысканными яствами в пирамиде лаковых коробок. В доме все переполошились, принялись перемывать посуду на маленькой кухне, укрывшейся в тени бамбуков, готовить корм для лошадей и накрывать столы для почетного гостя. Ду Фу понимал, что ему предстоит выдержать новую атаку, но теперь это было гораздо труднее: законы гостеприимства не позволяли в чем-либо отказывать гостю.