в кожаном переплете и садовника, которого она нанимала. Мими не нравился Джордж из-за его сильного ливерпульского акцента, но и Пола она тоже не жаловала — винила его в том, что он заманивает Джона в недостойный мир рок-н-ролла. «В разговорах с Джоном она называла меня «твой дружочек», — вспоминает Пол. — Я знал об этом, но смотрел на нее с улыбкой, потому что мне было плевать. Она же втайне, снисходительно обожала меня. Чуть ли не подмигивала, но всегда помнила, что друзья Джона — из низов. Она такая была: во взгляде и на губах улыбка, а сама тебя унижает».
© Rolls Press/Popperfoto/Getty Images
Еще в самом начале тетя Мими ни в какую не пускала Джорджа с Полом на порог своего дома. «Он [Пол] подходил к парадному входу. Подкатывал на велосипеде, прислонял его к изгороди, а потом смотрел на меня своими овечьими глазами и говорил: «Здрасте, Мими, войти можно?» Я отвечала: «Нет, нельзя»». Однажды тетя Мими смилостивилась и сказала Джону, что, если Джордж придет, она готова его принять. «Он приехал, стриженный под бокс, в розовой рубашке. Я его вышвырнула. Так ведь нельзя. Я, может, и была старомодной, но чтобы школьники так одевались! Пока Джону не исполнилось шестнадцать, я следила за тем, чтобы он носил школьные блейзер и рубашку».
Когда «Битлз» добились всемирной славы, она отчитывала Джона за утрированный ливерпульский акцент. В конце-то концов, она приучила его говорить на безупречном литературном английском. Тринадцатилетней поклоннице «Битлз», которая написала ей, что видела Джона по телевизору, она ответила: «Когда он пришел домой, я сказала: «Джон, что это еще такое? Что у тебя с речью?» Он ведь так не разговаривал никогда. Я же вырастила его, приучила не говорить как шпана». В то время как родственники прочих битлов радовались их успеху, тетя Мими поступала с Джоном точно, как мама Брайана обращается с сыном в «Житии Брайана по Монти Пайтону» [475]: «Он не мессия! Он негодник!» Когда вышел альбом «Two Virgins» [476], на конверте которого была фотография голых Джона и Йоко в полный рост, тетя Мими недвусмысленно выразила свои чувства: «Все бы ничего, Джон, но вы оба такие уроды. Хотели наготы на конверте — взяли бы кого красивого».
Завязав отношения с Йоко, Джон вскоре повез ее в город Пул — знакомиться с тетей Мими. Встреча предстояла не из легких. Тетя Мими рассказывала о ней Джеймсу Монтгомери: «Он приехал весь такой веселый и возбужденный — в своем репертуаре, — а она вошла следом за ним. Я ее как увидела, сразу подумала: «Господи боже, это что такое?!»…Мне она с первого взгляда не понравилась: длинные всклокоченные черные волосы, сама мелкая, гном гномом. Когда она вышла посмотреть на бухту, я так и сказала Джону: «Кто эта ехидная карлица, Джон?» …Я вообще не понимала, что к чему. Мне просто хотелось знать, кто она такая. Джон ответил: «Это Йоко». У меня и мысли никакой не возникло, но я спросила: «Чем вы зарабатываете?» — и она ответила: «Я художница». А я ей: «Надо же! Никогда о вас не слышала!»».
Пока Джон был в туалете, тетя Мими рассказала Йоко, что прививала ему хорошие манеры, поэтому он всегда встает, если в помещение входит женщина.
Когда же он вернулся, она поведала об участи герцога Виндзорского, бывшего короля Эдуарда VIII. Герцог был народным любимцем, но все от него отвернулись, когда он женился на миссис Симпсон. «Он утратил свою популярность, Джон, мотай на ус».
Мими вспоминала, как Джон отмахнулся от этого замечания: «Посмеялся, но понял, что Йоко мне не понравилась, а ведь я в людях хорошо разбираюсь. Я не могла взять в толк, что он в ней нашел. Понимала, что это неправильно и что ничего хорошего из этого не выйдет».
Не менее сильный довод можно привести и в пользу тети Мими. В конце концов, она продолжает традицию великих британских тетушек: строгих, требовательных и устрашающих, невозмутимых поборниц общественной морали и нравственности, способных приструнить строптивейших племянников. «Не пытайтесь убеждать меня, что есть тетки плохие, а есть хорошие, — говорил Берти Вустер. — Ведьминское нутро рано или поздно проявится» [477].
Пит Шоттон вспоминал, что в детстве Джон обожал книги из серии «Этот Вильям!» Ричмал Кромптон [478], в которых полным-полно тетушек, по большей части неприступных — во всех смыслах этого слова. Начиная с тети Джейн, «высокой, чопорной и, как она сама говорила, «домовитой»», и заканчивая двоюродной бабкой Августой, живущей под девизом: «Нет большей радости, чем радость от выполненной работы». Вместе с приятелями Айвеном Воном и Найджелом Уолли Джон организовал шайку «Разбойников», совсем как Вильям. «Я проживал то «Алису», то «Этого Вильяма», — вспоминал он. — Сочинял свои истории Вильяма, только главным героем был я… Читал какую-нибудь книжку, а потом заново ее проживал. Поэтому, в частности, и хотел быть главарем школьной банды. Чтобы другие играли в игры, которые нравились мне, о которых я только что прочел».
Его «Разбойники» устраивали всевозможные розыгрыши и шалости, иногда шуточные, иногда хулиганские. Она таскали яблоки, катались по Пенни-лейн на «колбасе» трамваев, тратили деньги из церковных сборов на жвачку, били уличные фонари, крали в магазинах сигареты и стягивали с девчонок трусики. На школьной благотворительной ярмарке Джон с Питом повесили мишень для игры в дартс и наклеили на нее фотографии учителей. В другой раз разрезали картонные коробки из-под хлопьев для завтрака, сделали из обрезков пасторские воротнички и нарядили одноклассников викариями. Крали и продавали в школе талоны на питание. След Вильямовых проказ просматривается очень четко и, возможно, оказал влияние даже на «Битлз». ««Битлз» заставляли меня хохотать без меры, точно так же как в детстве — книжки про Вильяма, — вспоминала Морин Клив, журналистка, которая хорошо знала группу на заре их славы. — Они все были остроумными, особенно Джон. У них было чудесное качество, не то чтобы невинность, но способность воспринимать все в новинку. Они, как Вильям, познавали мир и пытались осмыслить его». «Разбойники» Вильяма, как и шайка Джона, постоянно искали путей нажиться. В «Двойной жизни Вильяма» (1929) [479] «Разбойники» разочарованы тем, что не находят поддержки у всевозможных дядюшек и тетушек:
— Я всех обошла, — горестно сказала Джинджер, — и тетя Эмма сказала: «Разумеется нет, особенно после того, как на прошлой неделе твой мячик влетел ко мне в окно», а дядя Джон сказал: «Нет, конечно, особенно
