он возвращался в Алабаму, да он и сам не хотел. Не успел он вернуться домой и снова пойти прозябать на фабрику в захолустье, как я предложил ему вернуться и переехать ко мне. И он согласился.
Не хочу быть слишком сентиментальным, ведь цель книги не в этом, но когда мы с Томасом поселились и ужились, я понял, насколько сильно он отличается от всех, в кого я, как мне казалось, был влюблен. Разница была колоссальная.
Попробую объяснить эту разницу простейшим, мать его, языком: ТОМАС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛ ГЕЕМ!
И я осознал, что все прошлые отношения с натуралами были обречены на провал. Начиналось все со страстной влюбленности и вожделения, но фактически всем им в кайф было бы точно так же зависать с женщиной.
На этот раз мне это не грозило!
Томас переехал в конце провального тура в поддержку второго альбома Fight, поэтому появилось время привыкнуть друг к другу. Мы зависали с друзьями, ходили в местные рок- и метал-клубы и ездили в Лос-Анджелес и Сан-Диего.
Это было непринужденное, безмятежное, замечательное время. Когда дошло до интимной жизни, я испытывал не те эмоции, к которым привык.
Оказалось, у нас с ним много общего. В юности обоим приходилось скрывать ориентацию: мне в Judas Priest, ему – в морском флоте. Оба мы лечились от алкоголизма. И хоть на первый взгляд были совершено разными, у нас оказалось много общего.
Ненавижу эти избитые фразы, но это был инь и ян. Мы здорово дополняли друг друга, несмотря на противоположности… И так происходит до сих пор.
В плане работы я по-прежнему пытался найти способ наладить связь с Priest. Каждый день мне не хватало Гленна, Кена и Яна. Можно ли как-то связаться непосредственно с ребятами?
Я ломал голову, как это сделать… Как вдруг стало ясно, что все пути отрезаны. Потому что теперь у Judas Priest был новый вокалист.
Придя в ужас, я решил узнать о нем все. Звали его Тим «Риппер» [107] Оуэнс, и он пел в трибьют-группе в Огайо, а значит, мог неплохо меня копировать. Он отправил группе свои записи, они оплатили ему перелет в Англию и взяли в группу. Я его не винил. Тим увидел возможность и воспользовался. И чего уж греха таить… Прийти из трибьют-рок-группы и стать фронтменом настоящей группы – просто работа мечты!
И Priest я тоже не винил. Прошло уже три года с тех пор, как я объявил о своих сольных планах, и, несмотря на то что ребята так ни разу ко мне и не обратились, я и сам не предпринял никаких шагов навстречу. Я хотел, много раз, но в итоге изворачивался и ни хрена не делал.
Нет, главное, что я испытал, услышав, что у Priest новый вокалист, – это грусть и печаль. Я с этой группой через столько прошел, почти двадцать лет, и всегда верил, что рано или поздно мы забудем все обиды и прочее дерьмо и снова будем вместе.
Теперь же понял, что этого никогда не произойдет. Я не смогу вернуться.
Так что же мне теперь делать?
Зашел разговор о третьем альбоме Fight, и мы даже встретились, чтобы начать сочинять, но сердце к этому не лежало. A Small Deadly Space провалился, и группа считала, что исписалась. В любом случае в музыкальном плане мысли были совершенно не о том.
В середине девяностых я не на шутку подсел на индустриальную электронную музыку, которая стала появляться в Северной Америке – коллективы вроде Nine Inch Nails, Мэрилина Мэнсона и Ministry. Я считал, что эти группы обладают каким-то животным рвением, чем напоминают металл. Это была тяжелая музыка.
Джон Бакстер свел меня с продюсером по имени Боб Марлетт, который работал и с металлом, и электронной музыкой. Мы приехали к нему на домашнюю студию в Лос-Анджелес и стали обмениваться идеями и программировать инструменты. Это был глоток свежего воздуха, глаза мои снова загорелись.
Нам нужен был гитарист, поэтому Боб привлек Джона Лоури, своего друга, который успел поработать с Литой Форд, Полом Стэнли и Рэнди Кастильо. Джон приехал в студию, и мы втроем начали сочинять.
Сразу же стало понятно, что новый материал не впишется в рамки Fight, и я решил отстраниться от группы. Вместо этого мы с Джоном сколотили дуэт под названием Two (или, как мы довольно манерно предпочитали его позиционировать, 2wo).
Электронные песни, которые мы записывали с Бобом, были совершенно не похожи на то, что я делал раньше, и что с того? Это мне и нравилось! Я с головой погрузился в проект, и вдруг мы решили взять двухнедельный перерыв.
Я полетел в Новый Орлеан, город, который мне всегда нравился, чтобы затусить с давним другом, начальником пожарной охраны Чаком. Мы катались по району Гарден, как вдруг Чак указал на здание.
«Здесь находится студия Трента Резнора», – сказал он мне.
Ого! Трента я никогда не встречал, но Nine Inch Nails были моими фаворитами из всей новой волны техно-индастриал-метал-артистов. Студия находилась в огромном бывшем похоронном бюро (разумеется!). Я с благоговением на нее уставился.
– Зайди и поздоровайся, – предложил Чак.
– Нет! – покачал я головой. Я не любил лебезить перед звездами. Все это наигранно и глупо. – Я этим не занимаюсь.
– Ну, никогда не знаешь, что может случиться… – начал дразнить меня Чак, пока мы ехали дальше.
Мы заехали попить кофе. Час спустя уже снова ехали в студию. Полагаю, мне бы ХОТЕЛОСЬ познакомиться с Трентом…
– Паркуйся! – сказал я Чаку.
Я постучал в дверь студии. И это была не просто старая дверь. После того как Трент записал альбом Nine Inch Nails The Downward Spiral в голливудском особняке, где совершила убийства «семья» Чарльза Мэнсона, Трент купил эту дверь в качестве сувенира и перевез в студию. Поэтому я фактически стучался в дверь бедняжки Шэрон Тейт.
– Эй, Роб, а ты-то здесь какими судьбами?
Я не знал, что человек в доме внимательно изучает меня на видеокамере, но, когда он открыл, представился Дэйвом Огилви – музыкантом и продюсером канадской электронной группы Skinny Puppy. Классные ребята!
– Эм, а Трент здесь? – спросил я.
– Нет, но через час приедет! – Дэйв пригласил меня внутрь и предложил осмотреть студийный комплекс. Мы сидели, пили чай и болтали, а через час завалился Трент.
– О, боже! Роб Хэлфорд! – воскликнул он. – Я огромный фанат Priest!
Ну, такой разговор меня устраивает! Мы поговорили, я сказал, что работаю с Бобом Марлеттом и Джоном Лоури над индустриальным материалом. «Ого, здорово! – ответил Трент. – А музыка у тебя уже есть?»
– Ты прямо как знал! У меня при себе кассета…
Мы включили ее, и Трент спросил, можно ли оставить кассету себе. Спустя несколько дней мне позвонил Дэйв Огилви. «Тренту реально нравится эта
