Не успела «тридцатка» сообразить, что ответить, как Третий помчался в голову эскадрильи. Наступал самый ответственный и самый сложный момент в полете каждого летчика — приземление.
Профессия летчика опирается на три составные части вождения самолета: взлет, полет, посадка. Меньше всего летчику грозит профессиональная оплошность во время полета. Взлет нуждается в более тщательной отработке навыков пилотирования. Посадка — это венец победы, это — жизнь. Она требует максимальных усилий ума, рук, внимания, и ответственности за дело. Русская пословица: «конец — всему делу венец» — должна высвечиваться красными буквами на табло летчика перед заходом на посадку. Как моряка-подводника предупреждает сигнал боевой тревоги перед заходом в бухту в подводном положении, так и пилот должен мобилизовать себя на приземление.
Володя, с некоторых пор, а точнее, после посадки с телеграфным столбом на борту, награжденный уважительным именем Владимир Васильевич, еще раз попытался связаться со стрелком по переговорному устройству. Ничего не получилось. Выключив мотор и перейдя в планирование, пилот проломил набалдашником от рукоятки управления переборку и заорал:
— Приказано покинуть самолет. Под нами висит бомба. Прыгай!
— Не могу. У меня перебиты руки, прогорел парашют. Прыгай сам, — натужно ответил стрелок.
Что делать? А аэродром, до которого с таким напряжением дотянул пилот, уже показался. Пора готовиться к посадке. Да и высота уже не позволяла воспользоваться парашютом на все сто процентов. А главное — как же товарищ? Не раз и не два пожилой Грызодуб помогал ему в бою отражать наскоки врага своим УБТ. Как обрекать товарища, который стал тебе за два совместных года войны старшим братом, отцом, телохранителем и верным другом на верную гибель?
И «тридцатый», выпустив шасси, зашел на посадку.
На аэродроме горячая пора. Один за другим садятся штурмовики. Эфир забит отрывистыми командами диспетчера, запросами командира, отзывами пилотов, очередными откликами идущих на посадку. Вдруг в наушниках прозвучал голос: «Тридцатый, Садиться нельзя. Уходи. Экипажу покинуть самолет». «Поздно», — шевельнулось в мозгах, занятых расчетом координат снижающегося самолета. Под крылом показалась аварийная полоса. А в наушниках загремел сердитый голос командира полка Тимошенко, получившего негласное прозвище «родственничек» с намеком на грозного маршала: «Тридцатый! Посадку запрещаю. Приказываю набрать высоту и покинуть самолет».
— Поздно. Держись покрепче за штурвал, герой, — о себе, как о постороннем, подумал Владимир Васильевич, полностью отключив электропитание и двигатель.
Еле отвернув в сторону, самолет несколько раз ударился колесами о грунт резервной полосы и побежал к стартовой площадке, за которой располагался командный пункт и штабной блиндаж. «Все Победа», — успел возрадоваться пилот под звон мощного взрыва за спиной.
По версии технического расследования по горячим следам этой аварии полковые эксперты сошлись на том, что последняя бомба не соскользнула с тросика благодаря крутому виражу самолета, закрутившему смертельную болванку в обратную сторону. Прихваченная створками люка, бомба мирно болталась под корпусом до тех пор, пока самолет не начало трясти при соприкосновении с землей. Ударяясь о землю, бомба сорвалась с тросика и рванула прямо на стартовой линии посадочной полосы. Взрыв разворотил хвост самолета и воздушная волна подтолкнула крылышки аккуратно на блиндаж командира полка. К счастью, самолет не перевернулся через голову, хотя пилот и ощутил в момент взрыва подъем задней части корпуса до опасной черты.
Прибежавшие технари и пожарные быстро ликвидировали очаги загорания на корпусе, вытащив из задымленной кабины стрелка и пилота.
Федоров, совершив посадку последним, подошел к месту катастрофы уже после того, как пострадавших увезли в медсанбат, а командир полка дал указание замполиту обсудить этот случай на общем собрании летчиков под девизом: «Недисциплинированность — родная сестра смертельной опасности». На вопрос: кто пилот, ему ответили не по-военному: «Козлов».
— В следующий раз он приволочет на аэродром если не бревно с блиндажа Гитлера, то его походную кухню, — не к месту съехидничал механик, заглядывая в развороченный бомбовой отсек.
— Представьте его к награде. Я поддержу, — повернулся к майору полковник истребительной авиации.
— За что? — вскинул брови майор. — За пренебрежение к приказам командира? Ведь он мог бы взорвать блиндаж. Вы можете вообразить последствия от той катастрофы, если б я не вмешался? — преувеличил командир полка значение своего вмешательства в действия раненого пилота.
— Воображение — не лучший способ воздать должное тому, что с трудом втискивается в воображение, — резонно восстал против однобоких домыслов пилот, изведавший на собственной шкуре не одну чрезвычайную ситуацию с летательным аппаратом на земле и в воздухе.
— Вы хотите, чтобы я погладил по головке? — умолк майор на слове, увидев спину полковника, не пожелавшего выслушать до конца его аргументы.
Отданное командиром полка распоряжение обсудить случившееся на собрании летчиков набирало обороты не по дням, а по часам. Комиссар полка, присланный из штаба фронта, не был авиатором и потому безоговорочно доверял командиру, чье имя невольно сопоставлялось с именем влиятельного маршала. Не вникая в особенности летного дела и профессиональные качества авиаторов, он зациклился на политическом воспитании личного состава полка, всячески выпячивая свои знания в области коммунистического воспитания молодежи.
Набросав план проведения общего собрания и заменив слово «сестра» на «мать» в идейной реплике начальства, он показал подредактированную фразу командиру полка.
— Это ты хорошо придумал, «мать». Давай, жми. Важно, чтобы все поняли: приказ командира — закон для подчиненного. Подбери выступающих, чтобы… «Все под одну дудочку пели», — хотел сказать командир по-свойски, но воздержался. — Чтобы все не уходили от заданной темы. Понял?
И колесо подготовки общего собрания закрутилось. После ужина комиссар пошел к летчикам в землянку подбирать выступающих. Летчики согласились с темой, но высказали недоумение по поводу того, что в центр внимания взят неординарный случай. Комиссар и сам понимал, что для разговора о дисциплине командир выбрал не совсем удачный пример, но и откладывать до удобного, более яркого случая, тоже не резон: впереди чужая, вражеская земля. Тут необходимо держать ухо востро, не отпускать вожжи, не дать разгуляться широкой русской натуре, особенно молодых воинов, четыре года сдерживаемых напряжением боя, нравственными законами, сочувствием к мирному населению и уставными положениями. В итоге удалось уговорить и внести в список выступающих политрука второй эскадрильи и представителя Особого отдела дивизии.
