Однажды Джоаккино придумал забавную мелодию, основанную на гамме без полутонов. В звучании ее было что-то таинственно-восточное. Эмилиано Пачини сочинил слова. И получилась очаровательная китайская миниатюра «Любовь в Пекине». А пьеса «Маленькая увеселительная поездка» состоит из целых 4-х частей, каждая из которых снабжена забавнейшими комментариями. 1 – я часть, Аллегретто: «Садимся в вагон. – Поезд отправляется в путь. – Дьявольский свисток. – Нежная мелодия тормоза. – Прибываем на станцию». 2-я часть, Анданте: «Парижские львы предлагают козочкам руку, помогая выйти из вагона». 3-я часть, Аллегретто: «Путешествие продолжается. – Страшное крушение поезда. – Первый раненый. – Второй раненый. – Первый умерший в раю. – Второй умерший в аду». 4-я часть, Ларго: «Похоронная песнь. – Аминь. – Меня на этом не проведешь…» И заключение – 5-я часть, Аллегро виваче: «Глубокое горе наследников», а в конце приписка: «Все это более чем наивно, но это правда».
Шутки Россини всегда неожиданны. Вот он ставит динамический оттенок восемь пиано! Как это исполнить? Да какая разница! Зато, читая такое авторское указание на странице нотного текста, хочется улыбнуться. Однако смех композитора далеко не всегда безобиден. Его волнует современное состояние музыкального искусства, он активно выступает против негативных явлений, против снижения идейного содержания, против мишуры. И появляются пародийные пьесы «Мучительные вальсы» или «Астматические этюды». А какой смелый политический намек содержится в посвящении пьесы: «Гимн в честь Наполеона III и его отважного народа, в сопровождении симфонического и военно-духового оркестра, для баритона соло, хора верховных жрецов, хора маркитанток, солдат и народа, с танцами, колоколами, ударами барабанов и пушек. Извините за такую малость!!» Сколько же иронии в этих словах!
На Шоссе д'Антэн Россини занимал большую квартиру. Однако все эти апартаменты предоставлялись в распоряжение мадам Олимпии, себе же композитор оставил только две комнаты, которые прилегали к столовой, – кабинет и спальню, причем кабинетом практически не пользовался. Зато, как вспоминал один из его друзей Эдмон Мишотт, в спальне было все, что могло ему понадобиться: «Кровать, письменный стол, секретер, маленький прямоугольный рояль Плейеля – вот вся обстановка этой комнаты, отличавшейся крайней простотой. Здесь он принимал своих посетителей без всякого различия: от непритязательных попрошаек до светлостей, высочеств и коронованных особ». Эта простота нравов не была показной. Он так жил, поглощенный своими мыслями и интересами. Раболепство перед сильными мира сего всегда было чуждо Россини. Он хотел, чтобы его принимали таким, какой есть. И если смолоду иногда приходилось частично идти на определенные компромиссы, хотя бы со своими вкусами, то теперь умудренный прожитыми годами старец уже имел право поступать так, как это представлялось удобным ему. Однако границ вежливости он никогда не нарушал. Это касалось не только поведения маэстро с посетителями, но и даже его шуток: они никогда не могли оскорбить достоинство человека, даже если бывали очень саркастичны.
В те годы восходила звезда Вагнера. Он еще не был признан, но находился в расцвете творческих сил. О немецком композиторе много говорили, он имел много сторонников и противников. Злые языки пустили сплетню, что якобы Россини недоброжелательно отзывался о нем. Для людей, близко знавших маэстро, невероятность этого вымысла была очевидна. По свидетельству Эдмона Мишотта, в своем «интеллектуальном превосходстве, которому возраст придал олимпийское спокойствие, Россини сумел остаться простым, добрым, приветливым, чуждым высокомерия, тщеславия». Однако Вагнер, приехавший в Париж в 1860 году для постановки своей оперы «Тангейзер», не знал об этом. Эдмонду Мишотту удалось разуверить его в недоброжелательности маэстро. Немецкому композитору, конечно, было интересно познакомиться с Россини. Мишотта он попросил сходить с ним. Маэстро, сразу и любезно согласившийся встретиться со своим немецким коллегой, принял их просто и радушно. Предметом разговора композиторов, конечно, стала музыка. У Вагнера от этого визита осталось самое приятное и удивительное для него самого впечатление: «Признаюсь, – говорил он, возвращаясь от Россини, – не ожидал встретить в лице Россини такого человека, каким он оказался. Он прост, естествен, серьезен и проявляет способность интересоваться всем, что бы мы ни затрагивали в нашей короткой беседе».
В своем творческом «безделье» Россини сочинял не только очаровательные миниатюры, вошедшие в цикл «Грехи старости». Так, еще в 1859 году он сочинил для графа Бельджойозо «Песнь влюбленного Титана» для голоса и фортепиано. Когда в Париже открывался памятник Керубини, композитор переработал ее для четырех басов, поющих в унисон, и оркестра, естественно, с новыми словами, автором которых явился Эмилиано Пачини. Героями этого произведения стали мужественные титаны, яростно штурмующие Олимп. Позаботился маэстро и об исполнителях: «…Мне нужны четыре здоровенных парня, – писал он 15 октября 1861 года Альфонсу Руайе, президенту комитета Общества концертов консерватории, – я и прошу их у вас, поскольку вы их счастливый директор. Вот их фамилии… Беваль, Казо, Фор, Обэн. Как видите, перечисляю их в алфавитном порядке, чтобы доказать вам, что я ни на секунду не забылle convenienze teatrali[18]». Но это письмо говорит не только о том, что Россини не забыл прежней театральной жизни, но и о том, что композитор отлично был осведомлен и о текущем состоянии театрально-концертных дел. Ведь он знал молодых исполнителей, учеников консерватории!
В 1863 году Россини решает тряхнуть стариной – он создает крупное вокально-симфоническое произведение, которому было суждено стать последним всплеском его светлого таланта, – «Маленькую торжественную мессу». Почему «маленькая»? Может, опять в шутку, по контрасту, потому что хотя первоначально месса и предназначалась для камерного состава исполнителей, но все же это было произведение крупной формы. А может, из скромности перед великими творцами (Бах, Гендель, Моцарт), чьи произведения явились предшественниками его мессы. В создании Россини господствуют яркие, сильные и естественные чувства. Человеческие страдания, переживания и радости, благородная патетика и возвышенная скорбь, трогательная непосредственность и нежность – вот неполный перечень воссозданных в этом произведении эмоций. Эпическое величие сочетается с просветленной лирикой самым простым и непосредственным образом. По своему эмоциональному содержанию, по характеру трактовки музыкальных образов месса стоит в одном ряду с операми Россини. Кстати, и музыкальные средства практически те же самые, что и в его операх. Оперный стиль в мессе – вот она, специфика произведения великого мастера! Но Россини есть Россини. А какой же Россини без шутки. Создав свою мессу, он, конечно, отлично понимал, что музыка хороша. Но почему не посмеяться? И на полях партитуры появляются забавные заметки, иронический тон которых сразу выдает лукавую улыбку автора: «Маленькая торжественная месса для четырех вокальных партий с аккомпанементом двух фортепиано и гармониума. Сочинена для (!) моего загородного дома в Пасси.
