смотрю на людей, которым не верю.
Я хихикнул:
— Многозначительный взгляд мне нравится.
— Дальше ты приглашаешь меня к себе и пытаешься переубедить. Я слежу за тобой. Я знаю, что обязательно тебя на чем-то поймаю. Ты предлагаешь мне выпить и вытаскиваешь из холодильника диетическую колу. По пути до стола у тебя так трясутся руки, что, когда я открываю банку, кола выплескивается мне в лицо. Ну и дальше начинается скандал.
Конечно, задумка Ларри была прямо-таки на грани. Я предполагал, что она может обернуться катастрофой, если люди — особенно пациенты с болезнью Паркинсона и их родные, — которые неправильно воспримут мою готовность посмеяться над собой. Но та сцена стала для меня освобождающей. После долгих лет, когда я скрывал свои симптомы, иногда даже принимая избыточное количество лекарств, чтобы не совершать непроизвольных движений, я дал себе волю. После съемок я не мог дождаться, когда эта серия выйдет на экран.
Большая удача
Я иду по следам Трейси на песке от кромки воды до полотенца, на котором она расположилась, вся сверкающая от солнца, и теперь сушит волосы на ветру. Я валюсь в парусиновый шезлонг, инструмент пыток, и пытаюсь как-то в нем устроиться. И тут к нам подходит женщина. Я ее не знаю. И на пляже до этого ни разу ее не видел.
— Мистер Фокс? — говорит она, глядя мне в глаза с серьезностью, совершенно неуместной в данной обстановке. — Я должна вам кое в чем признаться.
Не совсем те слова, которые хочется услышать от незнакомки. Теперь и Трейси уставилась на нее тоже.
— Когда я смотрела, как вы заходите в воду вместе с женой, я испытала страшное отвращение и ненависть. И даже не поняла, почему. А потом сообразила — вы же Луис Кэннинг! Вы отвратительны.
Я смеюсь и отвечаю:
— О, я польщен.
Луис Кэннинг определенно произвел на нее впечатление. Это был большой сюрприз в моей «карьере после карьеры» — роль в сериале «Хорошая жена», который продолжался целых четыре сезона. Его авторы и продюсеры Роберт и Мишель Кинг предложили мне поучаствовать в пилотном сезоне — сыграть адвоката в инвалидном кресле. После «Спаси меня» я решил, что повторяться мне бы не хотелось. Поэтому мы нашли компромисс.
Поздняя дискинезия, симптомы которой похожи на болезнь Паркинсона, — вот что мы выбрали для Луиса Кэннинга, партнера и главного юриста фирмы «Кэннинг&Майерс». Трясется он меньше, чем при Паркинсоне, но у него те же проблемы с равновесием, походкой и иногда речью. Что-то вроде моторной заторможенности, то есть большая проблема для серьезного юриста.
Через пару недель я уже находился в зале суда, который организовали в импровизированной студии в Бруклине.
Луис Кэннинг встает перед скамьей присяжных и обращается к ним перед началом процедуры выбора.
Луис:
— Прежде чем я начну задавать вам вопросы, мне надо кое-что прояснить. Я страдаю редкой болезнью, поздней дискинезией — довольно забавное название для неврологического расстройства. И потому делаю так…
(Луис взмахивает руками и трясет головой)
— …а еще так…
(он делает несколько шагов, неловко качаясь)
— …а еще р-р-р-р-р-р!
(рычит с гримасой)
— Но если вы будете смотреть на меня, то быстро привыкнете. Поэтому, хм… смотрите, не стесняясь, я не возражаю.
Луис рассказывает присяжным, что, когда ему становится хуже, он принимает лекарства, и тут же залезает в нагрудный карман, достает оттуда таблетки и показывает их. Дело, по которому он должен выступать, касается фармацевтической компании, которую обвиняют в производстве некачественных медикаментов.
В отличие от Дуайта из «Спаси меня», который погряз в жалости к себе, персонаж «Хорошей жены» беззастенчиво эксплуатирует свою болезнь, чтобы завоевать симпатию и голоса присяжных. Для меня сыграть его было по-своему забавно: я изображал парня, который превратил худшую часть своей жизни в лучшую часть карьеры. Он пользовался болезнью в профессиональных целях — добиваясь сочувствия ради победы. Кроме того, персонажей с инвалидностью всегда подают в трогательном ключе, под фортепианную музыку, взвивающуюся в крещендо, когда они достигают своих относительно скромных целей. Этот парень был совсем другим. Инвалидом, но без всякой музыки. И вообще подонком.
Луиса Кэннинга легко выставить мерзким манипулятором, но в действительности он куда сложнее. Он использует свою инвалидность, чтобы внушить сочувствие присяжным, что, естественно, неэтично и некорректно. Но, на мой взгляд, тут есть кое-что еще. Я по опыту знаю, что люди, которые движутся не так, как все, вызывают у других отторжение. Луис Кэннинг успешно предупреждает эту реакцию, демонстрируя дружелюбие и открытость. Благодаря отлично написанному сценарию и продуманному образу Луиса, даже мой Паркинсон не смог испортить эту роль.
* * *
Одной из причин, по которым я ушел из «Спин-сити», было то, что мое лицо перестало быть таким экспрессивным, как мне хотелось. Мне нравилось быть актером, лицо которого можно показывать в любой момент — в кадре оно всегда отражало какие-то эмоции. Говорю я или нет, мой персонаж оживлен и включен в действие. Постепенно из-за болезни мое лицо стало пассивным, иногда даже замороженным. Оно казалось пустым, и я изо всех сил старался оживлять его, но так, чтобы это не казалось искусственным.
Актерство — моя профессия, и мне надо было найти новый способ играть. Вместо того, чтобы концентрироваться на нотах, которые были мне теперь недоступны, я сосредоточился на своем новом инструменте. Теперь уже акустическом, а не электрическом. От Леса Пола я перешел к Humminbird. Я понял, что философия «лучше меньше, да лучше» в моем случае работает, потому что меньше — все, что у меня есть. Но этого меньше не так мало, как я думал.
Луис Кэннинг научил меня использовать это пустое выражение лица, чтобы изображать загадочность. Оно прекрасно трансформировалось в осуждение. Мой недостаток стал его достоинством. У персонажей, которых я сыграл за свою «вторую карьеру», есть одна общая черта: они все заряженные (даже Дуайт), страстные, и у них есть недостаток, сопоставимый с моим собственным. У каждого есть слабая сторона и, соответственно, болезненная точка. Добавляем к этому пафосу немного юмора, и моя работа выполнена.
В целом эти съемки, уже после окончания карьеры, дали мне восемь номинаций на «Эмми». В действительности их было даже девять — еще
