Постоянство качества стало лишь одним из залогов коммерческого успеха фирмы в грядущие годы; вторым было то, что компания «Бакарди» оставалась частным семейным предприятием. Специалисты по управлению долго спорили об относительных достоинствах и недостатках семейного владения бизнесом, однако Пепин Бош и другие руководители «Бакарди» давно уже знали, как обернуть их себе на пользу. Бош заручился доверием своих свойственников-Бакарди и поэтому обладал большей свободой действий в управлении компанией, чем, вероятно, другие главы предприятий. Для бизнесмена, который любил быстро принимать решения, подобная гибкость была очень важна.
Каким бы авторитарным ни был его стиль руководства, Бош сохранил в сантьягском административном офисе атмосферу открытости и доверительности. К середине пятидесятых годов фирма «Бакарди» по-прежнему размещалась в кирпичном здании на улице Марина-Баха, которую теперь переименовали в улицу Агилера, где французский licorista Жозе Леон Бутелье делал первые опыты по дистилляции рома с самим доном Факундо почти сто лет назад. Весной 1954 года одна архитектурная фирма оценила офисное пространство «Бакарди» и объявила, что оно перенаселено и неэффективно организовано. Настала пора строить новое главное здание компании, и Пепин Бош и семейство Бакарди решили, что согласны только на роскошь мирового уровня.
Они приобрели большой участок земли вдоль главного шоссе, ведущего из Сантьяго, и поручили Людвигу Мису ван дер Роэ, прославленному американскому архитектору немецкого происхождения, спроектировать ультрасовременное индустриальное здание, которое стало бы местной достопримечательностью. Ему поставили задачу подкрепить международную репутацию «Бакарди» архитектурным шедевром, однако отразить и семейную атмосферу, к которой фирма издавна привыкла. В окончательном проекте Миса предусматривалось открытое квадратное пространство со стороной в 130 футов (почти 40 метров) и высотой в 18 футов (5,5 метров) со стеклянными стенами и железобетонной крышей, которая выдавалась на 20 футов (6 метров) в каждую сторону и подпиралась восемью железобетонными колоннами. Проект признали настолько оригинальным и важным в истории архитектуры, что впоследствии его изображения вошли в учебники. Однако здание так и не построили. Помешали события на Кубе.
Глава четырнадцатая
Восстание
Сентябрьским деньком 1953 года Хуан Грау, инженерный гений «Бакарди», ехал с коллегой-юристом из Мехико на новую винокурню в Ла-Галарса, и они решили остановиться перекусить лепешками-тако в придорожной закусочной. Таких закусочных вдоль шоссе были десятки, и заведение в крошечном городке Рио-Фрио, которое выбрали путешественники, ничем не отличались от других. Едва они уселись у стойки, как дверь открылась, и вошла еще одна компания посетителей. Взглянув через плечо, Грау увидел нескольких человек с окладистыми бородами и в запыленной одежде, но не обратил на них особого внимания; между тем вошедшие взяли стулья и, шумно что-то обсуждая, уселись за двумя единственными столиками в заведении.
Вдруг самый высокий из бородачей вскочил и закричал:
— Это же Хуанито Грау!
Грау обернулся и увидел, что это Фидель Кастро, его приятель по сантьягской школе и достопамятному горному походу.
— Фидель, какого дьявола ты тут делаешь? — поразился Грау и встал, чтобы обнять старого друга. Он не видел Кастро уже много лет — хотя из газет знал, что тот вместе с несколькими соратниками отправился в изгнание в Мексику. Поговаривали, что на Кубе готовится новое вооруженное восстание.
— Мы едем из Веракруса, — загадочно ответил Кастро. На самом деле он только что председательствовал там на собрании завербованных революционеров-добровольцев, компания которых сейчас возвращалась вместе с ним в мексиканскую столицу. До восстания, которое Кастро возглавит на Кубе, оставалось меньше трех месяцев, и он присматривал судно, чтобы перевезти свой маленький партизанский отряд обратно на остров. Среди бородачей, которые в тот день пришли с Кастро в закусочную, был аргентинский искатель приключений Эрнесто Гевара по прозвищу «Че» (Грау, разумеется, его не знал), который уже стал одним из ближайших соратников Кастро.
Облокотившись о стойку поближе к Грау, Фидель прошептал:
— Я тебе позвоню. То, что мы затеяли, очень важно.
Грау кивнул и дал ему свой телефон, хотя в глубине души понимал, что звонок Фиделя сулит одни неприятности.
Уже в те дни многие кубинцы видели в Кастро человека, способного возглавить национальное восстание. У Грау была жена и две маленькие дочки — и все равно у него возникло бы искушение пойти за Фиделем, если бы тот всерьез постарался склонить его на свою сторону. Впоследствии он говорил: «Честное слово, я не знаю, как бы я поступил.
То есть, надеюсь, у меня хватило бы здравого смысла отказать ему, но момент был бы опасный. Понимаете, Фидель вполне мог меня уговорить!»
Кастро уже отточил умение убеждать на испанском офицере кубинского происхождения по имени Альберто Байо, который во время Гражданской войны в Испании был специалистом по партизанским действиям на стороне республиканцев.
Кастро вышел на него в 1955 году — ему нужна была помощь Байо в обучении добровольцев для военных действий на Кубе. Шестидесятипятилетний генерал уволился с военной службы и руководил небольшой мебельной фабрикой в Мехико. Вспоминая их встречу, Байо рассказывал, что сказал Кастро: да, он может помогать тренировать революционную армию, но в состоянии уделить этому только три часа в день.
— Нет, генерал Байо, — ответил Фидель, — вы нужны нам на целый день. Вы обязаны отказаться от всех остальных занятий и посвятить себя только нашим тренировкам. Зачем вам мебельная фабрика, если вы вот-вот поедете с нами на Кубу, где мы вместе одержим победу?
Байо писал, что энтузиазм и уверенность Кастро оказались такими «заразными», что он тут же пообещал продать свое дело и посвятить себя обучению кубинских повстанцев, большинство из которых не знали о военном деле практически ничего.
Подобные истории в ходе кубинской революции обросли легендами. Фидель Кастро пришел к власти скорее благодаря силе личности и фантастической способности вдохновлять или запугивать, чем благодаря стратегическим талантам. Военные операции, которые он планировал, всегда были неуклюжими, неорганизованными и неосмотрительными, однако он компенсировал эти недостатки поразительной отвагой, непреодолимой энергией и политической хитростью. Кубинцы стали считать его человеком, который искренне верит, что на Кубе нужно создать более справедливое и гуманное общество, человеком, чья сила убеждения и характер означали, что подкупить его не так просто, как его предшественников. Если он требовал, чтобы ему было дано право единолично руководить революцией, — что ж, это было понятно. Полагали, что со временем он будет вынужден пойти на компромисс и поделиться властью с другими. Его пыл и энтузиазм были заразительны, и кубинцы из всех социальных классов и всех слоев общества — в том числе и Бакарди в Сантьяго — стояли за него горой. В эссе «История меня оправдает» Кастро призвал своих соотечественников «Бросить на борьбу все силы», и вскоре кубинский народ доказал, что готов на это — даже не зная, за кем он идет и что будет дальше.
