переменил свое отношение к пленным полякам. Он уже не думал о выгодном мире с Польшей, а заботился только о том, чтобы сейм признал его законным московским государем. Теперь ярославские узники нужны ему были для того, чтобы обличить самозванца, – кому же лучше всех было сделать это, как не сандомирскому воеводе и его дочери!
Уже в мае с пленниками стали обращаться более снисходительно, улучшили их содержание и всячески обнадеживали возможностью скорого освобождения. 22 мая 1608 года последовал приказ готовиться к отъезду в Москву. Три дня спустя Юрий Мнишек с Мариной, родней и 110 спутниками, преимущественно женщинами, детьми и прислугой, спешно выехал в столицу. 162 шляхтича остались в Ярославле, ободренные обещаниями воеводы позаботиться об их участи.
Из других городов в Москву везли князя Константина Вишневецкого, Тарлов и Стадницких.
В Москве пленников уже ожидали польские послы – князь Друцкий-Соколинский и пан Витовский. Переговоры шли трудно, стороны обвиняли друг друга в провоцировании резни 17 мая 1606 года и разных злокозненных замыслах. Наконец удалось заключить перемирие на три года и одиннадцать месяцев. Шуйский обещал возвратить свободу всем пленным полякам и не позже 8 октября доставить их к польской границе; Юрий Мнишек обещал, что не будет называть Тушинского вора своим зятем и не выдаст за него замуж свою дочь; Марине воспрещалось пользоваться титулом московской царицы. Сигизмунд III обязывался отозвать Адама Вишневецкого, Рожинского и других «вельмож и ротмистров» из тушинского лагеря. Кроме того, по требованию Шуйского, Юрий Мнишек отослал от своего имени письмо к Рожинскому с увещеваниями оставить Вора. Это послание не произвело никакого впечатления. Да и сам воевода был столь податлив лишь потому, что желал как можно быстрее развязать себе руки. В Ярославле он уже вступил в переписку с Вором, который любезно пересылал его письма в Самбор и утешал воеводшу. Мнишек без колебаний признал Вора Дмитрием.
Расчеты Шуйского не оправдались. Поляки продолжали толпами прибывать в тушинский лагерь. Этому способствовала беспокойная обстановка в самой Речи Посполитой. В июне 1608 года там закончился рокош Зебжидовского. Гордый пан прибыл в Краков и просил прощения у короля. Но другие мятежники составили новую конфедерацию и продолжали смуту. Положение их было крайне шатко, и они ожидали помощи из Москвы – от второго Дмитрия, так как первый Дмитрий, как мы помним, охотно поддерживал врагов Сигизмунда. Эти-то мятежные ротмистры и вели свои отряды в Тушино. Ежемесячно туда приходило не менее тысячи поляков.
В сентябре на тушинской сцене появилось новое действующее лицо – усвятский староста Ян Петр Сапега, один из влиятельнейших польских вельмож. Однако он предложил свои услуги Вору совсем по другой причине. Сапеги были верными сторонниками Сигизмунда III, и молодой Ян уже успел отличиться на королевской службе. Окончив свое образование в Италии, он вернулся в Польшу под знамена Замойского и Ходкевича и доказал свою храбрость в войнах со шведами и турками. Во время рокоша Зебжидовского он твердо держал сторону короля и снарядил за свой счет две роты – гусарскую и казачью. Однако, как и любой другой польский вельможа, усвятский староста вел вполне независимую личную политику. Сапеги издавна владели огромными землями в Смоленской области, которых лишились после того, как Смоленск отошел к России. Получить эти земли назад они могли только в случае новой войны Речи Посполитой с Москвой. Родственник Яна, литовский канцлер Лев Сапега, придерживался такого же взгляда и настойчиво убеждал короля начать войну с Шуйским и отобрать Смоленск. Но руки у Сигизмунда были связаны рокошем и войной со шведами за Лифляндию. Зато Яну Петру Сапеге, после повинной Зебжидовского, ничто не мешало отправиться добывать родовые владения. Впрочем, еще больше этого авантюриста манила возможность помахать саблей и поискать благосклонности Фортуны – этой самой волшебной и загадочной из дам, предоставляющей своим избранникам возможность все испытать и на все дерзать.
Ян Петр Сапега
Отряд Яна Сапеги состоял из 1500 человек при нескольких орудиях. Собравшиеся вокруг него паны составили акт конфедерации, объявив, что идут против Василия Шуйского, во славу настоящего царя, вынуждаемые к этому тяжкой неволей своих собратьев, а также обидой, нанесенной правому делу ясновельможной Марины, великой царицы московской, которую изменнически лишили престола и заточили в тюрьму. Их истинные цели содержались в заключительной части документа, где паны заявляли, что если в течение десяти недель они не получат от «царя» обещанного жалованья, то въедут в пределы Северской и Рязанской земель и обратят доходы с них в свою пользу.
Смоленский воевода Шеин пытался преградить путь небольшому отряду Сапеги, но полякам удалось пробиться. Вяземский воевода Иван Бегичев уже приветствовал Сапегу, а горожане снабдили его съестными припасами и даже извинялись, что не могут дать больше, так как ограблены казаками и московскими войсками.
28 августа, когда Сапега достиг Царева Займища, тот же Бегичев сообщил ему, что царица Марина с родственниками находится поблизости, задержанная отрядом тушинцев. Разведка подтвердила, что сандомирский воевода с дочерью и значительной группой поляков остановился в деревне Любенице, всего в четырех верстах от лагеря Сапеги.
Дело обстояло следующим образом. 2 августа отпущенные поляки покинули Москву. К ним присоединились бывшие послы при Дмитрии, Николай Олесницкий и Александр Гонсевский, которых сопровождал ксендз отец Каспер Савицкий, автор дневника, посвященного этому путешествию. Шуйский опасался, что сандомирский воевода завернет в Тушино, поэтому приставил к полякам стражу из 500 всадников. В то же время, чтобы предупредить возможные попытки Вора перехватить по пути Мнишеков, их повезли не через Смоленск, а окольными путями – через Тверь, болотистыми, лесистыми местами, где нередко приходилось с топором в руке прокладывать себе дорогу.
6 августа путники уже приближались к Волге, как вдруг разведка донесла, что объявилась погоня из Тушина. Московская охрана хотела свернуть и переждать опасность. Между поляками по этому поводу возникли разногласия. Гонсевский с королевскими послами, иезуиты и некоторые шляхтичи одобряли намерение русских. Но Олесницкий настаивал на скорейшей переправе через Волгу. Его поддержали сандомирский воевода и большинство шляхтичей. Целых два дня прошло в бесплодных препирательствах. Наконец стороны окончательно разошлись. 8 августа Гонсевский и его спутники поехали дальше обходным путем и благополучно добрались до Переславля, где встретили 5-тысячное московское войско. Иная участь ждала Олесницкого, Юрия Мнишека и их спутников. 11 августа они переправились через Волгу. Здесь их догнала московская охрана и упрашивала не ехать в Смоленск. Олесницкий и Мнишек стояли на своем. Стража не решилась применить насилие, и поляки продолжили путь.
Вор узнал об их отъезде уже 3 августа – не исключено, что Юрий Мнишек каким-то образом ухитрился предупредить его. Из Тушина была выслана погоня – отряды панов Валевского, Зборовского и князя Василия Масальского. После переправы через Волгу, нарочно или нет, Олесницкий и Мнишек
