Бабаджи освободился от всех беспокойств. Если во время его отсутствия в
кутир зашла бы корова и перевернула всё верх дном, он отсчитывал бы троих молодцев. А если бы из
кутира что-нибудь украли, он бы сказал: «Гаура питает слабость к
надияваси, жителям Его собственной
дхамы. Поэтому Он отдаёт им Своё добро. В конечном счёте, я в этих делах посторонний». Однажды, когда Бабаджи ушёл собирать
бхикилу, из
кутира украли дорогое золотое ожерелье, подаренное кем-то Гауре. Вернувшись домой, Бабаджи около двух часов ругал Гауру, пытаясь узнать, кому Он отдал ожерелье. К вечеру он получил подсказку. Он пошёл в дом вора и попросил вернуть украденное. Тот столкнул его со ступенек. Баба сильно ударился, но стерпел и ничего не сказал. Но как мог стерпеть такое Гаура? Вскоре вор умер вместе со всеми своими домочадцами [327].
Однажды Бабе пришлось наказать Гаура-Нитай за Их попустительство ворам. Из кутира украли два латунных горшка, в которых Баба готовил Им еду. Как такое могло бы случиться без потворства Гаура-Нитай? Итак, Они получили наказание. Баба отругал Их и в тот день не покормил. Наказание подействовало. На следующий день кто-то украдкой подложил в кутир один украденный горшок. Баба сказал: «Так… замечательно. Этот меньших размеров горшок принадлежит Нитьянанде. Он сегодня получит обед. А если Гаура также проголодался, тогда Он тоже должен принести Свой горшок». Баба никогда не нарушал своё слово. Он приготовил бхогу и предложил её Нитаю. У Гауры вытянулось лицо, когда Он наблюдал, как Нитая обедает без Него. И в это время пришёл человек и вернул второй горшок. После чего Баба приготовил обед во втором горшке и предложил бхогу Гауре. Когда обед стоял перед Гаурой, Баба сказал, утирая слёзы: «Разве я когда-либо хотел Вас наказывать? Вы оба любители проказ, поэтому всегда дразните Вашего слугу. Неужели Вы не видите, что я постарел и не могу выносить Ваши шутки? Ну что же мне с Вами делать?»
Как-то раз Баба пожаловался Харидасу Госвами: «Намедни Гаура захотел гирлянду из цветов чампы [328]. Я отправился в сад Роя Махашая и залез на дерево чампы, чтобы нарвать цветов. И даже в этот время Гаура не смог удержаться, чтобы не подшутить надо иной. Он уронил меня с дерева. Я больно ударился. Но, несмотря на это, я принёс чампы, нанизал из них гирлянды и предложил их Гаура-Нитай, поскольку Они очень любят эти цветы. Даже хотя я делаю для этих проказников столько много служения, Они постоянно издеваются надо мной. Что мне делать? Я так привязан к Ним, что не могу жить, не видя Их лица».
Баба действительно так сильно привязался к Гаура-Нитай, что не мог без Них жить. Как-то раз он захотел сходить во Вриндаван. Он отправился пешком, но дошёл только до Сулатанагаджна и вдруг так безнадёжно затосковал по Гаура-Нитай, что вернулся обратно.
Несмотря на то, что Гаура-Нитай подшучивали над Бабой, Они были привязаны к нему даже сильней, чем он к Ним. Они с трудом выносили разлуку с ним даже на короткое время. Однажды Баба пошёл собирать мадхукари и долго не возвращался. Гаура-Нитай пришли в гнев. Они разбили глиняные горшки, рассыпали по полу рис и поналили вокруг растительное и топлёное масло. Когда Баба вернулся и увидел, что Они натворили, то похолодел от ужаса и возмущения. Как-то напомнив Харидасу Госвами об этом погроме, Баба сказал: «Гаура таким же манером измывался над моей матушкой, когда я был малой. Даже сейчас его характер остаётся прежним. Это было нормально — ей нравились Его проказы. Но я беспомощный старик. Разве Ему подобает эдак дразнить меня? Этот брахмана-путра (сын брахмана), не пута, а бхута (привидение), которое только и знает, что издеваться, наводя на людей смертельный ужас. Я ходил за бхикшей ради Него. Что страшного, если я вернулся чуть позже?»
Как-то зимой Харидас Госвами увидел, что на алтаре у Бабы Божество Гопал без одежды и возмутился: «Баба! Как так случилось, что у твоего Гопала нет одежды?» Баба ответил: «Гопал подружился с мышами и отдал свою одежду новым друзьям. Что я могу поделать?» Госвами сказал: «Гопал ещё ребёнок. Дети часто так делают. Дай Ему другую одежду». «Пусть Сам ищёт Себе одежду, еде хочет, иначе будет страдать от холода. Меня это ничуть не тревожит. Пусть учится отвечать за свои действия», — резюмировал Баба.
Для садхаки [329] всё это может показаться, по меньшей мере, странным, н он подумает: «Разве Вамшидас Бабаджи не совершил оскорбление тем, что время от времени делает своих беспомощных Божеств объектом для вымещения своего раздражения и недовольства?» Тогда мы ответили бы следующим образом. Вамшидас Бабаджи поднялся с уровня, на котором оскорбление является оскорблением, на уровень, где оскорбление — это не оскорбление, а выражение глубокой душевной близости и любви, это уровень, на котором любовь и только любовь направляет Божество и Его преданного, отвечая за все их действия, даже-за те, которые вчуже кажутся оскорбительными. Баба уже не был садхакой. Он стал сиддхой и больше не находил удовлетворения в плодах садханы. Никто никогда даже не видел, чтобы Баба ставил себе тилаку или повторял джапу. Божества для него больше не являлись предметом поклонения, но стали объектом любви, которая не признаёт ни формальности, ни правил и предписаний, установленных шастрами или кем-нибудь ещё.
Трудно понять какую бхаву испытывал Баба по отношения к Гауре. Иногда она походила на сакхья (дружескую), временами на ватсалъю (родительскую) или на мадхурью подобную той, которую испытывали Надия-нагари (женщины Надии) к Гауранге как к Надия-нагара (прекрасному обитателю Надии). Если это была в основном мадхурья, тогда легко понять, что он мог иногда проявлять к Нему ватсапья-бхаву, а иногда сакхья, поскольку мадхуръя-бхава включает в себя все другие бхавы. В соответствии с мнением Харидаса Госвами бхава Вамшидаса Бабаджи была одним из видов Надия-нагари, потому что он сочинял и пел песни, проникнутые этой бхавой. Две из них представлены ниже:
«кена гия чхилама ганга-тире о нагари
наяна катакша бане гаура кайла мана чхуре
амии екхана ки кори о нагари ки кори».
О нагари! Как я жалею, что пошла на берег Ганги.
Гаура бросил на меня свой взгляд и украл моё сердце.
Что мне теперь делать, О нагари, что делать.
«бала го нагари гаура калена ки
гриха гела кула гела мана кела чури.
