Вскоре после встречи с американскими гостями Паис устроил так, чтобы два из более умеренных сторонника «М-26–7» — экономист Фелипе Пасос и Рауль Чибас, брат политика из Ортодоксальной партии Эдди Чибаса, — отправились в горы Сьерра-Маэстра и встретились там с Фиделем Кастро для пересмотра политических целей Движения 26 июля. Хотя эта инициатива некоторым образом застала Кастро врасплох, он провел с двумя посетителями несколько дней, и впоследствии Пасос утверждал, что Кастро предложил ему стать президентом временного правительства «М-26–7». В результате этих переговоров был выработан так называемый «Манифест Сьерра-Маэстра», излагавший политическую программу, которую движение намеревалось претворить в жизнь.
Документ призывал к созданию на Кубе демократического правительства с абсолютной гарантией свободы прессы и свободных выборов во всех профсоюзах. В экономической сфере манифест сулил программу аграрных реформ, усиление индустриализации и запрет на азартные игры. О национализации предприятий и коллективизации сельского хозяйства не было ни слова.
Франку Паису очень нравился и Манифест Сьерра-Маэстра, и очевидное согласие Кастро со всеми его принципами. Отношения между Паисом и Кастро всегда были несколько напряженными. Паис был одним из немногих лидеров «М-26–7», осмеливавшихся сомневаться в решениях Кастро. В 1956 году он даже отправился в Мексику, чтобы убедить Кастро (безуспешно), что время для вооруженного восстания на востоке Кубы еще не наступило. Кастро уважал организаторские способности Паиса и очень во многом зависел от постоянного притока оружия, продовольствия и рекрутов-добровольцев, который обеспечивал ему Паис. Однако Кастро не мог смириться с тем, что в «М-26–7» происходит какая-то деятельность, свободная от его контроля и влияния, и с трудом выносил протестантскую набожность Паиса и его постоянные разговоры о необходимости «демократии» в движении против Батисты. Позднее многие историки предполагали, что столкновение между Кастро и Паисом было неизбежно — однако история не знает сослагательного наклонения, и правды мы никогда не узнаем. 30 июля 1957 года, вскоре по возвращении со встречи в горах Сьерра-Маэстра, Франк Паис погиб на улице Сантьяго от пули убийцы-полицейского. Ему было всего двадцать два года.
* * *
Люди Батисты в Сантьяго прекрасно понимали, какую важную роль играет Франк Паис в Движении 26 июля, и расправой с ним хотели запугать местное население. Тело Паиса специально оставили лежать на улице в луже крови, чтобы его увидели как можно больше прохожих. Когда по городу разнеслась весть об убийстве, Сантьяго охватила ярость. В день похорон Паиса жизнь в городе замерла. Почти все магазины были заперты, все предприятия закрыты, в том числе и компания «Ром «Бакарди»». Даниэль Бакарди как глава местной Торговой палаты высказался за всеобщую забастовку. Владельцы магазинов в течение пяти дней не открывали свои двери, а рабочие отказывались работать. Акция была спонтанной. В то время забастовки на Кубе были запрещены законом, и сантьягские рабочие, оставшись дома, поступали вопреки приказам руководства собственных профсоюзов, по-прежнему поддерживавших Батисту.
Режим запретил средствам массовой информации в Гаване рассказывать о новостях из Сантьяго, опасаясь, что беспорядки начнутся и в столице. Забастовку в Сантьяго поддержали общественные деятели и предприниматели, и власти в гневе обрушились на них, делая все возможное, чтобы заставить их отступить. Пепин Бош в день убийства Паиса был в Мексике, и деятельностью винокуренного завода и пивоварни в Сантьяго руководил Даниэль Бакарди, который оказался под сильнейшим давлением — власти требовали, чтобы он заставил своих подчиненных выйти на работу. Он наотрез отказался, и на третий день забастовки полиция арестовала сына Пепина Боша Карлоса и заключила его в казармы Монкада, считая, что теперь власти смогут шантажировать руководство «Бакарди».
Карлосу было тридцать; хотя он как-то раз дал одному активисту «М-26–7», собиравшему деньги для партизан в горах Сьерра-Маэстра, две тысячи долларов, в борьбе против Батисты он практически не принимал участия. Близкие звали его «Линди»: с того дня, как маленького Карлоса показали Чарльзу Линдбергу, юный Бош занимался в основном яхтенным спортом — это увлечение он разделял с приятелем Ренато Гитартом, оказавшимся среди погибших при нападении на казармы Монкада. Хотя во время заключения в казармах Монкада Линди не испытывал физических мучений, однако этот случай открыл ему глаза на реальность репрессий Батисты. Тем летом в казармах было полным-полно бандитов, которым полиция платила за запугивание и убийства противников режима. Пока Линди был заключен в казармах, одну компанию бандитов вызвали на «особое задание» в город. Когда они ближе к ночи вернулись в казармы, Линди услышал, как один из бандитов похвалялся, что-де «прикончил того парня».
Ситуация в Сантьяго обострилась не меньше, чем в ноябре 1956 года: по улицам ходили вооруженные до зубов армейские патрули. Власти уже объявили, что рабочие, которые не прекратят забастовку немедленно, будут уволены, однако в случаях, когда забастовку поддерживали сами работодатели, подобные угрозы были бессмысленны.
Примерно тогда же, когда арестовали Линди Боша, в особняк Даниэля Бакарди в аристократическом районе Виста-Алегре явились солдаты и пробыли там несколько часов, утверждая, что не уйдут, пока Даниэль не подпишет документ, обязывающий рабочих вернуться на работу. Однако Даниэль не стал этого делать — напротив, он вместе с несколькими другими лидирующими предпринимателями написал открытое письмо, в котором утверждал, что не поддерживал всеобщую забастовку, однако и не возражает против нее. «Нам нельзя усугублять напряженность, которая может привести к братской ненависти, — говорилось в письме. Как только стало очевидно, что на остальную Кубу забастовка не распространилась, сантьягские рабочие мало-помалу прекратили ее.
Бош и его жена Энрикета не подозревали о том, что делается в Сантьяго: в Мексике произошло землетрясение, которое нарушило телефонную связь. Помощник Боша Гульермо Мармоль в конце концов был вынужден полететь туда, разыскать супругов на винокурне Ла-Галарса и лично рассказать Бошу, что его сын под стражей. 6 августа, спустя три дня после ареста, Линди Бош был освобожден из-под стражи — как раз к тому моменту, как его родители вернулись в Сантьяго. Возмущенные арестом сына, они немедленно вылетели на Кубу. Приземлившись в Сантьяго, Бош тут же направился в казармы Монкада потребовать объяснений от командующего. Тот заверил Боша, что сам готов восстать против Батисты, а приказ об аресте Линди отдал, чтобы вынудить Боша вернуться в Сантьяго и координировать восстание. Бош понимал, что его симпатии к Движению 26 июля давно стали достоянием общественности, и подозревал, что командующий пытается заманить его в ловушку — заставить открыто признаться в своих политических пристрастиях, — чтобы затем иметь основания для ареста. Поэтому Бош не стал отвечать на тираду командующего, покинул казармы и стал готовиться к тому, чтобы на время революции уехать с Кубы.
