Опыт подсказывал Бошу, что нужно придумать, как уберечь свое предприятие от алчности Батисты. Бош решил, что Батиста хочет наказать его за поддержку движения Фиделя Кастро и ищет возможности хотя бы отчасти контролировать компанию «Бакарди». В результате Бош изобрел весьма хитроумную комбинацию для защиты семейной собственности. Он организовал новую компанию под названием «Бакарди Интернешнл Лимитед» (БИЛ), с юридической точки зрения никак не связанную с компанией «Ром «Бакарди»», однако находящуюся в собственности тех же акционеров.
Новая компания должна была базироваться на Багамах и обладала эксклюзивным правом на производство и дистрибуцию рома «Бакарди» за пределами Кубы, за исключением Соединенных Штатов и Мексики. Учитывая политическую неопределенность, царившую в то время на острове, шаг был весьма дальновидным, и Бош без труда убедил руководство «Бакарди» одобрить создание новой фирмы. Фульхенсио Батиста мог сколько угодно вводить новые налоги или придумывать еще какие-то способы наказать Бакарди или шантажировать их, однако самый ценный коммерческий сегмент предприятия будет в безопасности.
В то время самую большую прибыль компании «Бакарди» приносили операции за границей. Новая винокурня Ла-Галарса в Мексике уже открылась и производила на посетителей сильное впечатление. «Во всей Мексике я не видел более чистого и налаженного предприятия, чем винокурня в Ла-Галарса, и сомневаюсь, что такие заводы есть где-нибудь за рубежом, — разглагольствовал выдающийся мексиканский бизнесмен после экскурсии по новому заводу. — Сразу видно, что это предприятие необыкновенно экономично, производительно и прекрасно управляется!» Полным ходом шла подготовка к строительству новой винокурни в Бразилии, в Пуэрто-Рико достраивали очередной завод. Луис Муньос Марин, друг Пепина Боша, губернатор Пуэрто-Рико, присутствовал на запуске завода в январе 1958 года и назвал его «Ромовым Собором». Это была самая большая фабрика по производству рома в мире.
* * *
Бакарди поняли это не сразу — однако главным вопросом в начале 1958 года было не то, нужна ли им революция, а то, нужны ли ей они. Как и многие другие кубинцы, Бакарди считали, что Манифест Сьерра-Маэстра и прочие подобные заявления совпадали с реальными политическими намерениями Движения 26 июля. Никто не понимал до конца, что речь идет просто о конкуренции политических фракций и что воззрения Фелипе Пасоса и других умеренных деятелей городского подполья не обязательно разделяют более радикально настроенные бойцы в горах, в том числе — Че Гевара.
Гевара, вольнонаемный аргентинский революционер, был в Гватемале, когда ЦРУ организовало свержение законно избранного президента Хакобо Арбенса за отчуждение «Юнайтед Фрут Компани» в рамках скромной земельной реформы, которую тот пытался провести. Для Гевары гватемальский опыт показал, что США не потерпят в Латинской Америке демократически избранных левых правительств, поэтому он придерживался той точки зрения, что выстоять против США способно лишь подлинно марксистско-ленинское революционное государство — союзник СССР. В своем дневнике Гевара называл Фелипе Пасоса и Рауля Чибаса, сторонников «М-26–7», «пещерными людьми», и не находил иных слов, кроме пренебрежительных, для их «буржуазных идей», высказанных во время визита к Фиделю Кастру в Сьерра-Маэстра. В то время Кастро очень тщательно взвешивал любые свои публичные высказывания. Журналисты, которые его посещали, неизменно задавали ему один и тот же вопрос — коммунист ли он, — и Кастро всегда отвечал «нет». Но Гевара не мог сдержаться. В декабре 1957 года у него возникли серьезнейшие (и принципиальные для дальнейшего хода событий) закулисные разногласия с Рене Рамосом Латуром, который заменил Франка Паиса на посту вожака сантьягского подполья. Гевара из своего горного лагеря написал Рамосу Латуру беспощадное письмо, в котором обвинял его в попытках придать революционному движению «правый уклон». После этого он выплеснул на бумагу все свои просоветские взгляды. «Я принадлежу к тем, кто верит, что решение всех мировых проблем лежит за железным занавесом».
Рамос Латур не стал медлить с ответом и подчеркнул, что и сам он, и его идейные союзники стоят за сильную и независимую Латинскую Америку, «Америку, которая способна гордо противостоять Соединенным Штатам, России, Китаю и любой другой силе, посягнувшей на ее экономическую и политическую независимость. С другой стороны, те, кто придерживаются ваших политических воззрений, полагают, будто для избавления от всех наших бед нужно всего лишь освободиться от пагубного владычества янки ради не менее пагубного владычества Советов». Очевидно, на кону был выбор, какой станет грядущая революция, и решать это предстояло Фиделю Кастро.
Разногласия между фракциями затем нашли отражение в спорах по поводу стратегии и тактики революции. Городское крыло стояло за всеобщую забастовку в масштабах страны, а горное крыло предпочитало расширять партизанские военные действия. Это был судьбоносный спор. Если бы всеобщая забастовка пошла по намеченному плану и положила конец режиму Батисты, то рабочие, предприниматели, профессионалы и все прочие участники забастовки смогли бы с полным правом заявить, что это их общая заслуга. С другой стороны, если бы Батиста оказался побежден в ходе военных действий, партизанские вожаки в горах заняли бы сильную позицию и смогли бы диктовать свою волю при создании нового правительства. В конечном итоге Фидель Кастро склонился к забастовке, хотя с некоторыми сомнениями и лишь после долгих раздумий.
Призыв к забастовке раздался 9 апреля 1958 года, когда активисты «М-26–7» прервали радиотрансляцию и посоветовали кубинскому народу не ходить на работу.
Всего за несколько часов многие города на территории Кубы, в том числе и Сантьяго, оказались в коллапсе. На заводе «Бакарди» более 1200 рабочих в полдень покинули свои рабочие места, причем их выступление поддержал лично Даниэль Бакарди. Однако в Гаване забастовка провалилась. Она затронула лишь несколько предприятий, а диверсанты из «М-26–7», которые пытались нарушить связь, были быстро нейтрализованы полицией Батисты.
Как только стало понятно, что забастовка не приведет к успеху, Вильма Эспин призвала сантьягцев вернуться на работу — тем самым отколовшись от Рене Рамоса Латура и примкнув к радикальному крылу «М-26–7» в горах. Спустя несколько недель Фидель Кастро провел в горах Сьерра-Маэстра совещание с целью разобраться, почему забастовка потерпела неудачу. Никаких других внутренних споров не предполагалось. На собрании Кастро официально провозгласил себя главнокомандующим всего революционного движения. Лидеры «М-26–7», ратовавшие за забастовку, в том числе Рамос Латур, были отстранены от занимаемых должностей и получили другие назначения в рамках движения — гораздо ниже горного командования. Рамос Латур, который осмелился возразить против симпатий Че Гевары «Советскому доминированию», был назначен командующим передового боевого отряда. Через несколько месяцев он погиб в сражении.
