Мы отказываемся принимать в сооражение при нашем рассказе эту записку ввиду крайней сомнительности источника ее происхождения. Текст ее сообщен в записках А. О. Смирновой («Записки», часть II, СПБ, 1897, стр., 79); оригинал записки, по ее словам, затерялся. Как раз перед текстом письмеца в «Записках» (стр. 78) помещен совершенно вздорный и неверный рассказ о том, как Пушкин провел вечер накануне дуэли у Мещерских, где были в это время Дантес с женой и т. д. Уже одно соседство документа с таким рассказом должно бы внушить решительное недоверие к «тексту» записки.
Не считаем нужным и полезным отмечать представляющиеся нам недостоверными различные сообщения современников о Пушкине накануне дуэли. Все эти рассказы созданы в позднейшее время под впечатлением случившегося. Таков, например, рассказ графа А. Ф. Растопчина о том, как Пушкин за день до поединка обедал у Растопчиных и неоднократно убегал из гостиной мочить себе голову: до того она у него горела («Русский архив», 1905, III, стр. 212). Таков рассказ князя П. П. Вяземского: «25 января Пушкин и молодой Геккерен с женами провели у нас вечер. И Геккерен и обе сестры были спокойны, веселы, принимая участие в общем разговоре. В этот самый день уже было отправлено Пушкиным барону Геккерену оскорбительное письмо. Смотря на Жену, он сказал в тот вечер: «Меня забавляет то, что этот господин забавляет мою жену, не зная, что ожидает его дома. Впрочем, с этим молодым человеком мои счеты кончены». (Князь П. П. Вяземский. Собр. соч., СПБ., 1893, стр. 556). Явно недостоверное сообщение: письмо было отправлено не 25-го; а 26-го и 26-го был бал у графини Разумовской. Посылая письмо старшему Геккерену, Пушкин, конечно, не мог предвидеть, что драться ему придется с младшим и т. д. Столь же недостоверен рассказ Н. М. Коншина о посещении им Душкина в день 27 января 1837 года («Яросл. губ. вед.», 1864, № 17 и 18; перепечатано в «Русском архиве», III, стр. 402–403). А. И. Кирпичников. («Очерки по истории новой русской литературы», т. II. М., 1903, стр. 113) выяснил недостоверность рассказа Коншина и указал психологические основания к возникновению такого свидетельства: «Сознательного искажения, конечно, ни с чьей стороны не было, а здесь действовал закон бессознательного творчества в силу которого мелкие и нехарактерные события исчезают, а крупные сближаются к времени и месту». Не оговариваем и некоторых других подобных же свидетельств.)
Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по императорскому Царскосельскому лицею. Т. III, СПБ, 1913, стр. 333. Сверх данных, приведенных у Н. Гастфрейнда и в издании «Дуэль Пушкина… Военно-судное дело», о Данзасе см. еще сообщение Е. Праве. Историческая справка по делу инженер-подполковника Данзаса (в газете «Народ», № 886, от 20 июня 1899 г.). Ничего не прибавляют к нашим данным и показания Данзаса, опубликованные В. Протасьевой в статье «Военно-судное дело Данзаса» в журнале «Дела и дни». Пгр., 1, 1920, стр. 402.
Заметки Жуковского мы полагаем в основу нашего рассказа о дне дуэли. Они прекрасно дополняют данные, имевшиеся в распоряжении исследователей, но есть один пункт — и довольно важный, — в котором запись Жуковского решительно расходится со свидетельствами современников. Это вопрос о приглашении Данзаса к участию в дуэли. 28 января А. И. Тургенев сообщал А. И. Нефедьевой: «Пушкин встретил на улице Данзаса, повез его к себе на дачу и только там показал ему письмо, писанное к отцу Геккерена; Данзас не мог отказаться быть секундантом» («Пушкин и его современники», VI, стр. 49). 9 февраля князь П. А. Вяземский писал Д. В. Давыдову: «В день дуэли нечаянно напал он на улице на старого товарища лицейского Данзаса, с которым он был всегда отменно дружен; не говоря ему ни слова, посадил в свои сани и повез к д’Аршиаку. Спустя два часа они были уже на месте дуэли» («Русский архив», 1879, II, стр. 249). В письме к великому князю Михаилу Павловичу Вяземский писал иначе: «После отказа Меджениса, в отчаянии, что дело расстроилось. Пушкин вышел 27 утром, наудачу, чтобы поискать кого-нибуть кто бы согласился быть секундантом. Он встретил на улице Данзаса, своего прежнего школьного товарища, а впоследствии друга. Он посадил его к себе в сани, сказав, что везет его к д’Аршиаку, чтобы взять его в свидетели своего об’яснения с ним. Два часа спустя противники находились уже на месте поединка». Жуковский в неизданной части предназначавшегося к оглашению письма к С. Л. Пушкину о смерти его сына утверждал: Утром 27 числа Пушкин, еще не имея секунданта, вышел рано со двора. Встретясь на улице со своим лицейским товарищем, подполковником Данзасом, он посадил его с собою в сани и, не рассказывая ничего, повез к д’Аршиаку. Там, прочитав перед Данзасом собственноручную копию с того письма, которое им было написано к министру Геккерену и которое произвело вызов молодого Геккерена, он оставил Данзаса для условий с д’Аршиаком, а сам возвратился к себе и ждал спокойно развязки» (см. стр. 229). Спустя некоторое время, сообщает дальше Жуковский, Пушкин вышел из дома, «чтоб найти своего секунданта, кажется, в кондитерской лавке Вольфа, дабы оттуда ехать на место; он пришел туда в… часов» (Пустое место, оставленное в рукописи для пометы часа, осталось незаполненным.) Наконец, Данзас в своих показаниях в следственной комиссии из’яснил: «27 генваря в 1-м пополудни встретил его Пушкин на Цепном мосту, что близ Летнего сада, остановил и предложил ему быть свидетелем разговора, который он должен был иметь с виконтом д’Аршиаком; не предугадывая никаких важных последствий, а тем менее дуэли, он сел в его сани и отправился с ним; во время пути он с ним разговаривал о предметах посторонних с совершенным хладно кровием». Изложив происшедший с дАршиаком разговор, Данзас показывал: «Об’яснив все причины неудовольствия, Пушкин встал и сказал г. д’Аршиаку, что он предоставляет ему, как секунданту своему, сговориться с д’Аршиаком, из’явив твердую волю, чтобы дело непременно было кончено того же дня. Г. д’Аршиак спросил его при Пушкине, согласен ли он принять на себя обязанность секунданта. После такого неожиданного предложения со стороны Пушкина, сделанного при секунданте противной стороны, он не мог отказаться от соучастия… По окончании разговора с д’Аршиаком Данзас отправился к Пушкину, который тотчас послал за пистолетами, по словам его, на сей предмет уже купленными: в исходе 4 часа они отправились на место дуэли» («Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном, Подлинное военно-судное дело 1837 г.» СПБ, 1900, стр. 99-100). Наконец в позднейшее время со слов Данзаса Аммосов записал следующий его рассказ: «27 января 1837 г. К. К. Данзас, проходя по Пантелеймоновской улице, встретил Пушкина в санях. В этой улице жил тогда К. О. Россет; Пушкин, как полагает Данзас, заезжал сначала к
