а если я вас всё-таки помилую, будете вы мне благодарны?
После долгого молчания Штапс произнёс:
— Нет, я всё равно вас убью.
Наполеон остолбенел, вспоминает очевидец, адъютант императора генерал Рапп, который и схватил Штапса. Лейб-медику Корвизару было поручено освидетельствовать душевное состояние арестованного, но тот констатировал его полную вменяемость. Тем не менее префекту полиции велено было распространить слух, что Штапс сумасшедший.
— Вот плоды иллюминатства, которым заражена Германия, — воскликнул Наполеон, когда Штапса увели. — Но с этим ничего не поделаешь: пушками секты не истребишь! Узнайте, как он умрёт, и доложите мне.
Штапс умер, как герой. Приговорённый к расстрелу, он выкрикнул перед смертью: «Да здравствует свобода! Да здравствует Германия!»
Когда-то, в далеком 1793 году, якобинствующий поручик Бонапарт писал: «Если бы даже отец мой захотел быть тираном, я заколол бы его кинжалом!» Но то были всего лишь слова, а теперь Наполеон словно увидел себя, оставшегося верным республиканским идеям. «Этот несчастный не выходит у меня из головы, — признавался император. — Когда я о нём думаю, мысли мои теряются… Это выше моего разумения!»
Быть победителем, но не убийцей
А вот в русском стане во время Отечественной войны 1812 года покушение на жизнь предводителя Великой армии рассматривалось как поступок, несовместимый с военной честью. Во всяком случае, когда знаменитый партизан А. С. Фигнер, лелеявший мысль избавить мир от «врага рода человеческого», явился с подобным предложением к Кутузову и Ермолову, те выказали явное замешательство. Фигнер хотел пробраться в Кремль, наняться истопником и, улучив момент, застрелить Наполеона из маленького пистолета.
Реакция русских генералов напоминала наполеоновскую в случае со Штапсом. «Изумлённый предложением Фигнера Алексей Петрович (Ермолов) начал зорко вглядываться в отважного самоотверженца и испытывать его разными вопросами, чтобы из ответов увериться, в здравом ли уме Фигнер?.. Ермолов решился в полночь, по отвратительной дороге, в непогоду, идти к Кутузову… „Что ты, Алексей Петрович? — спросил Кутузов вошедшего Ермолова… — Всё ли благополучно у нас?“ <…> Пока Алексей Петрович рассказывал, Михаил Илларионович <…> начал ходить по избе, заложивши назад руки, и спросил: „Фигнер не сумасшедший ли?“»
Для полноты картины следует добавить, что в эту минуту из окна квартиры главнокомандующего было видно зарево над горящей Москвой.
Ермолов отмалчивался, на все вопросы отвечая только: «Как Вам угодно приказать», а Кутузов, расхаживая и как бы рассуждая сам с собою, проговорил вслух: «На чём основаться? Ведь в Риме, во время войны между Фабрицием и Пирром, предложили однажды первому, чтобы разом покончить войну, отравить последнего, — Фабриций отослал предлагавшего это доктора, как изменника, к Пирру». — «Да это было так в Риме, давно уже», — ответил Ермолов. Кутузов, как будто не слыхав сказанного, взглянул в окно на зарево и продолжал рассуждение вслух. «Как разрешить! Если бы я или ты стали лично драться с Наполеоном явно… Но ведь тут выходит тоже как бы разрешить из-за угла пустить камнем в Наполеона. Удастся Фигнеру, скажут, не он убил Наполеона, — а я, или ты…» Опять молчание, опять вопрос Ермолову: «Как ты думаешь?» — и опять прежний на это ответ: «Как угодно приказать». Кутузов, продолжая ходить, молчал. Ермолову нужно было решение главнокомандующего, что сказать Фигнеру, и для этого, повторив, что Фигнер дожидается, он спросил: «Что же сказать ему?» Кутузов, подумав, ответил, разняв руки и сделав ими жест, когда предложенного не отклоняют и не принимают… «Христос с ним! пусть возьмёт себе осьмерых казаков на общем положении о партизанах» [79].
Во всей этой истории поражают четыре момента:
1. Зрелище горящей Москвы не вызывает у Кутузова никаких кровожадных мыслей по отношению к французам и их предводителю.
2. Желание убить Наполеона ассоциируется у него с сумасшествием.
3. Для обоснования своего решения русский главнокомандующий обращается к опыту античной истории.
4. Михаил Илларионович опасается, что его обвинят в смерти Наполеона.
Похоже, что такой Кутузов ускользнул от внимания наших историков и романистов.
Вероятно, Кутузов отдал это дело на волю судьбы, не особенно веря в успех Фигнеровой задумки. Так и вышло: проникнуть в Кремль Фигнеру не удалось — императора бдительно охраняли ветераны Старой гвардии. Переодетого нищим Фигнера схватили у Спасских ворот. Выручили его незаурядное самообладание и актёрский дар: он притворился сумасшедшим и был отпущен.
А после оставления французами Москвы чувство мести в русских сердцах и вовсе стихло. Достаточно сказать, что во время этапирования Наполеона на Эльбу в 1814 году генерал граф П. А. Шувалов специально пересел в его карету и надел знаменитую серую шинель низложенного французского императора, дабы в случае покушения на его жизнь принять на себя кинжальный удар или пулю.
Человек мира сего
I
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности, говорит Ларошфуко. Это тем более верно, если речь идёт о человеке, чья жизнь есть всецело влияние на других. Здесь мы имеем дело с артистом, который играет не в определённые часы и дни, а в течение всей жизни. Он знает, что лицо и личина — одно, как едины душа и тело, и потому не задаётся вопросом, кому предназначаются восторженные рукоплескания взволнованной им толпы — ему или надетой на него маске. Если он к тому же великий артист (а подлинный артист всегда велик), то он повторяет вслед за Сенекой: «Знай: великое дело играть одну и ту же роль».
Изучая людей подобного рода, чувствуешь, что постоянно обманываешься. Лицо и личина непрестанно двоятся, а попытка сорвать маску равнозначна стремлению понять жизнь, анатомируя труп. Загадка этих людей не в том, что они недостаточно глубоки, а в том, что они даже не поверхностны.
«Вы — дворец в лабиринте», — написала Браммелу одна женщина, отчаявшаяся найти подступы к сущности этого человека. Афоризм — каравелла истины, на которой мысль лавирует среди противоречий бытия. Сама того не зная, эта женщина дала нам ключ к пониманию великого денди. Да, Браммел был лабиринтом, а в лабиринте имеют значение даже ложные ходы и тупики. Не надо бояться заглянуть в
