Вокруг Пинетты рождались легенды и предания, которые Данте, может быть, слышал, но не обратил на них высокого своего внимания. Вспомним новеллу Боккаччо о Ностаджо дельи Онести, прекрасном и богатом молодом человеке, который был влюблен в девицу из семьи Траверсари, еще более знатную и богатую, чем он. Когда девушка отвергла любовь Ностаджо, он удаляется в Пинетту и там проводит время с друзьями в пирах, чтобы только забыть про свою несчастную любовь. Однажды в сумерки он видит, как некий всадник преследует красавицу, убивает ее и бросает на съедение двум псам. Страшный всадник говорит, что он призрак ада и что он должен преследовать и казнить девушку, некогда отвергнувшую его любовь, из-за чего он покончил самоубийством. Видение исчезает, и в следующую пятницу, так как призраки появляются только по пятницам, Ностаджо устраивает великолепный ужин, созывает на него своих друзей и приглашает семью Траверсари вместе с девицей, в которую он влюблен. Перед ними предстает адское видение рыцаря и его собак, терзающих красавицу. Видение исчезает, и Ностаджо объясняет гостям смысл жестокой казни. Тогда, очевидно убоявшись, чтобы с ней не случилось то же самое, надменная девица Траверсари дает согласие на брак с Онести. Новелла произвела сильнейшее впечатление на Байрона, который упомянул эту итальянскую повесть в конце своего «Дон-Жуана».
Образ самоубийцы, который преследует грешницу, виновную в его смерти, адское видение собак (или змей), которые терзают, а затем разрывают грешную душу, затем метаморфоза — душа оживает в прежней форме, Боккаччо, несомненно, взял у Данте. Но в благословенном приморском лесу под Равенной, там, где Данте видел образы «Рая» или «Чистилища» — шествия праведников, напоминающие мозаику византийских храмов, Боккаччо увидел адскую, «романтическую» сцену.
Данте приехал в Равенну с намерением остаться жить постоянно в этом городе в конце 1317 или в начале 1318 года. Его старший сын, Пьетро ди Данте, получил бенефицию в двух равеннских церквах, то есть права на доходы, что не всегда сопровождалось принятием духовного сана. Гвидо да Полента подарил Данте небольшой дом. Вместе с Данте жил его сын Якопо, а Пьетро наезжал из Вероны. В конце жизни Данте из Флоренции приехала его дочь Антониа, которая поступила в местный монастырь Санто Стефано дель Олива под именем Беатриче.
В эти же годы в Равенне работал Джотто, которого, как полагает Вазари, пригласил в свое убежище Данте. От великого флорентийского художника осталось в Равенне немного: фрески на потолке церкви св. Иоанна и в церкви св. Франциска. Таким образом, Данте снова свиделся с другом своей юности.
Вокруг Данте собрался круг друзей и почитателей: молодой флорентиец Дино Перини, магистр и врач Фидуччо де Милотти, затем сэр Пьетро, сын мессера Джардино, и сэр Менгино Медзани, юристы и нотариусы. Они разбирали классических римских авторов и беседовали о новых поэтах Италии. Данте обучал их поэтике и стихосложению. Магистр Милотти, вероятно, преподавал в городской школе, организованной правителем города; предполагают, что там читал лекции и Данте. Во всех спорах и собеседованиях самое оживленное участие принимал и Гвидо Полента — сеньор Равенны умело читал стихи и любил блеснуть ораторским красноречием. Он знал наизусть большие отрывки из «Ада» и, конечно, терцины о своей родственнице Франческе.
Данте попал в среду истинных любителей поэзии, которые поняли его значение для итальянской культуры и стремились хоть чему-нибудь от него научиться. По-видимому, в этом небольшом кружке, слушателями которого были и сыновья Данте, любящие литературу, особенно увлекались буколиками Вергилия. Данте к этому времени достиг совершенства в латинском стихе, но он решил, что будет продолжать свою поэму на итальянском, и на итальянском текли терцины «Рая».
Нежданно, где-то около 1319 года, Данте получил от Джованни дель Вирджилио, профессора риторики и классической латинской литературы Болонского университета, стихотворное послание в форме эклоги. Ученый муж писал, что Данте открыл подземное царство нечестивым, Лету — тем, кто стремится к звездам, и, наконец, «надфебово царство» — блаженным. Называя так изысканным латинским слогом небеса, находящиеся над колесницею Аполлона, болонец упрекает автора незаконченной «Комедии» в том, что он пишет о важных и нужных предметах для черни, ничего не желая уделить от своей мудрости ученым поэтам, то есть поэтам, которые пишут по-латы-ни. Глупцы и невежды не могут постигнуть тайн Тартара и небесных сфер. Зачем Данте избрал народный итальянский язык, ведь площадной речью никогда не писал учитель Данте Вергилий?
Вот что скажу я тебе, коль меня обуздать не захочешь:
Не расточай, не мечи ты в пыль перед свиньями жемчуг,
Да и кастальских сестер не стесняй непристойной одеждой.
Болонский профессор предлагает Данте возвышенные, по его мнению, темы для эпической латинской поэмы, которую Данте мог бы сочинить. Конечно, предлагает не прямо, а прибегая к мифологическим образам, иносказаниям и намекам, подражая античным поэтам. Джованни дель Вирджилио советует Данте написать о вознесении императора Генриха VII в сопровождении Зевсова орла к вышним звездам, или о победе Угуччоне делла Фаджуола при Монтекатини. Пусть знаменитый поэт, бряцая на лире, воспоет победы Кан Гранде делла Скала над падуанцами в 1317 году. И наконец, «Горы Лигурии, флот опиши ты Партенопейский», — убеждает дель Вирджилио. Понять это просто: горы Лигурии означали горы, которые находятся во владении Генуи, а Партенопея — древнее название Неаполя.
Речь шла о памятной всем войне между Робертом Неаполитанским и одним из главных вождей гибеллинов, Маттео Висконти. 31 июля 1318 года король Неаполя с большим флотом вошел в Геную. Однако Роберт и его сторонники оказались в ловушке, так как Генуя была со всех сторон окружена гибеллинами. Война велась несколько лет с переменным успехом. Счастье иногда склонялось на сторону Висконти и гибеллинов, и только в 1322 году, после смерти Данте, гвельфы одержали победу. Ученые люди считали, что осада Генуи по величественности событий может сравниться с осадой Трои. Марко Висконти, сын Маттео, предлагал осажденному королю Роберту вступить с ним в единоборство и поединком решить исход войны, но король с презрением отверг его рыцарский вызов. Это была действительно эпическая тема в духе известного падуанского поэта и историка Альбертино Муссато, который писал на подобные сюжеты поэмы латинскими стихами.
Из двух примеров, которые дель Вирджилио предложил Данте, как темы для эпических латинских поэм, которые могли бы обеспечить Данте классические лавры, видно, что профессор из гвельфской Болоньи не был узок в своих политических убеждениях, или, вернее, для него важны были героические события, а не партийные страсти; говоря современным языком, он проявил аполитичность.
